Мы вернёмся (Фронт без флангов)

О Млынском написал: "Волевой, опытный командир, коммунист-чекист, непримиримый враг фюрера". Подумав, дописал: "Этот подлежит немедленному уничтожению". Прочитал, улыбнулся. Очень кстати показалась ему приписка. А когда вспомнил, где живет семья Млынского, – как-то рассказывал ему Дмитерко, да прикинул, что сейчас эта территория оккупирована немцами, подбежал к двери и принялся стучать и кричать:

– Позовите поскорее начальника! Мне нужно сделать сообщение! Чрезвычайной важности!..

Надзиратель ушел. Петренко нетерпеливо ходил по камере. Улыбаясь. Потирая руки.

Семья Млынского, рассуждал он, могла не успеть эвакуироваться на восток. Женщине с маленьким ребенком и старухой матерью не так-то просто выехать. Схватят их гестаповцы – он, Петренко, на коне. Разве это не будет лучшим доказательством его искренней преданности фюреру?..

Дверь заскрипела, открылась. В камеру вошел Ганс.

– Ну? – спросил он брезгливо.

Петренко, захлебываясь от радости, рассказал о семье Млынского, сунул в руку Гансу написанный им подробный донос.

– Молодец! – одобрил Ганс. Наградил сигаретой, собственноручно вынув ее из полной пачки. – Кури. Заслужил.

На другой день утром Петренко привели к Зауеру. Гестаповец похвалил за подробное донесение об отряде Млынского, о семье майора. Задал ряд уточняющих вопросов. Поздравил с назначением следователем городской полиции.

– Вам оказано очень большое доверие, – сказал Зауер. – Нужно его оправдать.

– Да какие могут быть сомнения, господин…

Не обращая внимания на подобострастный лепет, Зауер вызвал Ганса.

– Ознакомьте господина следователя с его обязанностями, свяжите с начальником городской полиции.

Зауер дождался, когда Ганс и Петренко уйдут, позвонил начальнику оперативного отдела гестапо Курту Шмидту.

– Каковы результаты розыска семьи Млынского?

– Считайте, что нам крупно повезло: только что мне сообщили, их доставят сюда к вечеру.

– Вот так удача!

Зауер тут же позвонил Отто Кранцу. Как не сообщить шефу приятную новость первым? Выслушав, Кранц распорядился:

– Сведения об отряде Млынского, сообщенные Петренко, немедленно передать в штаб армии для нанесения бомбового удара. Жену Млынского использовать как приманку для поимки ее мужа. Поручаю лично вам разработать план операции. Учтите, такой прекрасной возможности покончить с Млынским и его отрядом у нас еще не было. Просчета при таких шансах нам никто не простит.

– Сделаем все возможное, господин оберштурмбанфюрер! Женская слабость всегда была нашей союзницей. Считайте, господин оберштурмбанфюрер, что птичка под именем Млынский у нас в клетке.

– Я всегда считал вас хорошим контрразведчиком, Зауер!

Лестные слова шефа, возможность отличиться подняли настроение Зауера. Он решил, что по такому поводу можно и кутнуть. Захватил Ганса и укатил в гестаповском "мерседесе" в офицерское кабаре. Оно размещалось в гостинице, которая до оккупации города называлась "Лондонская". Сейчас ее охранял усиленный наряд солдат из отряда СС. Зауер любил это кабаре. Правда, много шума, но зато безопасно.

У входа их встретил метрдотель, облысевший немец. Усадил за свободный столик, поручил официантке обслужить вне очереди: гости особые, из гестапо.

Зауер и Ганс важно сидели за столом. Здесь им нравилось все: и зал в венецианском стиле, залитый ярким светом, и джаз, то ревущий, то стонущий, и особенно официантки-немки в глубоко декольтированных и коротких, плотно подогнанных по фигуре платьицах бирюзового цвета. Все здесь располагало к мечтательности.

Захмелевшие офицеры поглаживали тучные бедра официанток. Немки покорно давали себя трогать.

Белокурые певички, привезенные из фатерлянда для поднятия морального духа немецких офицеров, в прозрачных платьях исполняли шлягеры. Закончив фривольную песенку, спускались со сцены в зал, охотно присаживались офицерам на колени, пили коньяк.

Ганс в один присест одолел жареного поросенка. И все-таки захмелел. Вскочил на стул, поднял дрожавшей рукой рюмку с коньяком, заорал:

– За победу, господа! За здоровье великого фюрера!

В ответ раздались жидкие аплодисменты, пьяные возгласы.

Сидевшие за соседним столиком летчики переглянулись. Один из них, с Железным крестом, презрительно взглянул на Ганса.

– Тоже мне вояка!

Его друзья рассмеялись.

Зауер едва удержал Ганса, рванувшегося к ним с поднятыми кулаками.

– Ведите себя прилично, или я буду вынужден доложить о вашем поведении господину Кранцу.

– Хоть самому дьяволу!

– Ты – пьяная свинья!

Зауер швырнул на стол деньги и заторопился к выходу. Вслед неслась брань Ганса, кинувшегося к летчикам. Оглушающе заиграл джаз.

Зауер назвал шоферу адрес фрау Эммы, предвкушая, как приятно он проведет час-другой со своей молоденькой секретаршей.

Окно квартиры Эммы, выходившее на улицу, закрывала плотная штора. Зауер вбежал на крыльцо, постучал в дверь. Эмма не выходила. Постучал сильнее. Ни звука. Тогда Зауер что есть силы застучал в окно. И только тогда услышал легкие шаги.

– Эмма, это ты, крошка?

– Разве может быть здесь другая? – недоброжелательно ответила Эмма, не открывая двери.

– Так что же ты медлишь?