Надо было выяснить, на каких улицах и в каких зданиях разместились штаб армии, гестапо, городская полиция и другие немецкие учреждения; где и какие находятся воинские подразделения; могут ли местные жители свободно передвигаться по центральной части города или требуется пропуск, и какой именно; каковы подходы к церкви, действует ли она или закрыта – и многое другое, что нужно или небесполезно знать разведчику. Афанасьев предусматривал и то, что, возможно, придется послать, или посылать, в город кого-либо из разведчиков его группы, и надо будет, чтобы он ориентировался в городе совершенно свободно, знал, как пройти, с каким препятствием может столкнуться.
Почти на каждом перекрестке стоял солдатский патруль. Как заметили капитан и Аня, солдаты скрупулезно проверяли документы только у гражданских лиц. В качестве документа местные жители предъявляли удостоверение – аусвайс или специальный пропуск. Невольно обращало внимание, что жители предпочитали одежду темных цветов и прежде всего черную. Проходили они молча, и на улицах была слышна лишь немецкая речь.
Когда вышли на городскую площадь, Аня тихо вскрикнула, повисла на руке Афанасьева.
– Анечка! – умоляюще сказал капитан.
– Не буду, – тихо ответила Аня, не в силах отвести глаза от виселицы, на которой ветер покачивал три трупа – двух мужчин и девушки. На груди каждого фанерная доска с одним крупным словом: "Партизан".
– Идем! – строго сказал Афанасьев.
Никаких записей не делали. Разведчики понимали, что тот же Шене мог дать указание наблюдать за ними. Неизвестно, поверил ли им гестаповец или только вид делает, что поверил. Да и нельзя разведчикам записывать что-либо на улице.
Подкралась усталость. Первой ее почувствовала Аня. Хотелось есть, а они все ходили, запоминали. Это была их работа.
Напротив военной комендатуры Аня увидела вывеску: "Кафе. Только для немцев". Умоляюще взглянула на капитана.
В небольшом прокуренном зале сидели офицеры. Они повернули головы, бесцеремонно уставились на Аню.
– Два кофе! – бросил Афанасьев подскочившему официанту.
Пили кофе маленькими глотками, не торопясь. Свободные два места за их столиком заняли уже немолодые армейские офицеры. Завязалась беседа. Узнав, что Радль и его спутница в городе впервые, посоветовали обязательно послушать берлинский джаз, выступающий в ресторане. Старательно объяснили, как пройти. Назвали заметный ориентир – рядом с русской церковью.
– Получите истинное удовольствие! Услышите новейшие шлягеры!
Ресторан нашли быстро. Прогулялись, проверяясь, нет ли слежки. Не обнаружив ее, вошли в церковь. Перед алтарем на коленях стояли пожилые люди. Были девушки, подростки. Посреди церкви свисала люстра, сверкавшая хрусталем, – немцы почему-то до нее еще не добрались.
Постепенно, чтобы не очень бросалось в глаза, Афанасьев и Аня, разглядывая церковь, прошли в левый угол. Там действительно, как сообщил Центр, была большая икона Божией Матери. Она опиралась на деревянную подставку в виде прямоугольного узкого ящика. Как условились, Афанасьев встал перед иконой, загородив собой правый угол подставки. Аня зашла за Афанасьева, наклонилась, будто рассматривая низ иконы, нащупала с боковой стороны подставки отверстие, сунула в него руку и обнаружила небольшой сверток. Все так, как и должно быть. И хотя Аня отчетливо слышала, как бьется ее сердце, а руки чуть-чуть дрожат, она ловко, словно делала это тысячи раз, извлекла сверточек, а на его место положила свой, который был в сумочке.
Афанасьев взял Аню под руку, вывел на паперть.
В гостиницу возвращались кружным путем, опять проверяясь, нет ли слежки. Ничего подозрительного не заметили. Афанасьев подошел к киоску купить газет. Аня наблюдала за входом в здание напротив, в котором находился штаб армии. К ней подошел патруль.
– Барышня, просим пройти с нами!
Аня побледнела. С возмущением и громко, чтобы услыхал Афанасьев, ответила:
– Вы с ума сошли! Я жена гауптмана!
– В комендатуре разберемся.
Вокруг стали собираться прохожие. Торопливо подошел Афанасьев. Обращаясь к солдатам, решительно и громко произнес:
– Болваны, это моя жена! Объявляю вам по два наряда вне очереди!
Афанасьев, взяв Аню под руку, зашел с нею в бюро пропусков штаба армии. Получив разрешение, позвонил Шене.
– Прошу соединить меня с оберштурмфюрером Шене, – отчетливо и громко произнес он специально для немцев, присутствовавших здесь.
Услыхав его голос, спокойно, с оттенком дружелюбия продолжил:
– Добрый день, господин Шене. Могу ли я рассчитывать на машину, чтобы добраться до гостиницы?
И после короткой паузы:
– Благодарю вас. К штабу армии, пожалуйста… Вечером, конечно, ужинаем вместе? Прекрасно! При одном условии: угощение за нами… До вечера.
Афанасьев понимал, что если кто и проявлял к нему интерес в эту минуту, разговор с гестаповцем должен отвести опасность, по крайней мере, на сегодня. Что будет завтра? О, этого он не знал!