Читаем Мы вернёмся на Землю полностью

Ещё я вспомнил, что Грищука критикуют на каждом сборе и он каждый раз обещает исправиться и не исправляется. И опять он, наверно, не исправится. Но всё равно на следующем сборе все будут его критиковать, и наша пионервожатая Лиля Петровна будет опять волноваться.

В общем, я решил, что начинать новую жизнь не стоит.

Я вернулся домой. Весь вечер я читал. Когда я слышал мамины шаги, я книгу откладывал и придвигал к себе тетрадку. Мама была мной довольна. Она мне молока с пирогом принесла.

Когда я уже улёгся спать, я подумал: хорошо бы получить по всем предметам двойки, а потом исправить их на пятёрки. Вот бы все удивились!

А вообще-то мне не хотелось думать о том, что будет завтра.

Я хитрю напропалую. Моя идиотская выходка

Утром во время умывания у меня даже сердце ёкнуло, когда я подумал, что могу получить двойку. И это после того, как сказал маме, что начинаю новую жизнь!

За завтраком я подучил правила по русскому языку. В школу я бежал, чтобы успеть списать до звонка упражнение. Но мне не повезло. Слышу, меня окликают. Оказалось, это Владимир Петрович, наш «русак». Он нёс в одной руке портфель, а другой рукой прижимал к себе большую стопку тетрадей. Он сказал:

— У вас часы спешат, до звонка ещё двадцать минут. Помоги-ка мне.



Я взял у него тетради. Я ответил:

— Ага. Часы у нас невозможные. То они спешат, то отстают. Сколько уже раз ремонтировали — не помогает.

Он засмеялся и спросил:

— Ты правду говоришь? А то, может, я тебя задерживаю, а у тебя дела какие-нибудь.

— Никаких дел, — ответил я.

Мы шли не очень-то быстро. Я уже знал, что не успею списать упражнение. Тетради я занёс в учительскую и побежал на второй этаж в класс. Но тут звонок прозвенел. Я попробовал на зарядку не пойти — не получилось. Дежурный учитель меня выпроводил из класса и потом всё время стоял возле меня и следил, чтобы я как следует делал упражнения.

На уроке я только и думал о том, как бы Владимир Петрович не заглянул в мою тетрадь. Вот мука была! Он всё же заглянул. Я понял, что это значит, когда говорят: «Хотелось провалиться сквозь землю». Мне очень хотелось. Владимир Петрович ничего не сказал и отошёл от меня, а я до конца урока не поднимал глаз. Вот в какое положение может попасть человек!

Вторым уроком была география. Я попробовал подучить на переменке, но не получилось: уж очень расстроен я был. Тогда я решил схитрить. Я вспомнил, что Клавдия Дмитриевна ни за что не спросит, если её попросить перед уроком, чтоб спросила. Я стал ждать её у двери класса. Я попросил её:

— Клавдия Дмитриевна, спросите меня сегодня, а?

— Ты же знаешь, — ответила она, — я спрашиваю, когда мне нужно, а не когда хочется ученику.

— Клавдия Дмитриевна, ну пожалуйста! — сказал я.

— Об этом меня не проси, — Клавдия Дмитриевна открыла дверь класса и показала мне рукой, чтобы я входил.

Я сел за парту очень довольный. Но вид я делал такой, будто очень расстроен. Я всё время поднимал руку. Потом начал выкрикивать: «Можно, я скажу? Можно, я скажу?» Клавдия Дмитриевна ужасно этого не любит. Она часто говорит: «Тех, кто якает, я не спрашиваю».

Но надо мной она сжалилась. Вдруг улыбнулась, лицо у неё стало добрым, она сказала:

— Ладно, отвечай.

И тут мне во второй раз в этот день захотелось провалиться сквозь землю.

Я встал… Не знаю, какое у меня было лицо. Я сказал:

— Вот только что знал, что-то из головы вылетело.

— Вылетело? — спросила Клавдия Дмитриевна.

— Вылетело, — сказал я.

Давно в нашем классе так не хохотали. Пять минут, наверно, Клавдия Дмитриевна стучала по столу ладонью и повторяла: «Да успокойтесь же!» Ей и самой смешно было, но она старалась не улыбаться. Но когда перестали смеяться, лицо у неё стало строгим. Она сказала:

— Водовоз, какой же ты хитрый!

Она влепила мне двойку в журнал, потом в дневник. Я пошёл на место и сел, но Клавдия Дмитриевна сказала: «Нет, встань и постой». Я стоял до конца урока. А Клавдия Дмитриевна спрашивала всех, кто вместе со мной якал или поднимал руку. Но они всё знали. Клавдия Дмитриевна повеселела. Когда уходила из класса, сказала:

— А я была о тебе такого хорошего мнения.

Все, кого Клавдия Дмитриевна спросила, окружили меня. Они хохотали, хлопали меня по плечам и «спасибо» мне говорили.

Я тоже хохотал и делал вид, что мне весело. Потом я разозлился, что Лапушкин сильно шлёпнул меня, и толкнул его в грудь. Он об парту ударился. Чуть не подрались… Но в класс вбежала Манечка Аб и крикнула:

— Кто хочет видеть нового «француза» — за мной!

Я побежал смотреть нового «француза». Нас возле учительской столпилось человек десять.

Когда кто-нибудь открывал дверь, мы смотрели на нового «француза». Я решил: раз «француз» новый, то спрашивать он не будет.

Но получилось не так, как я думал. Новый «француз» сказал, что хочет ознакомиться с нашими знаниями, и начал вызывать к доске. Меня он вызвал третьим. Я прочёл предложение, а перевести не смог.

— Почему не выучил? — спросил новый «француз».

— Так. Не выучил, — сказал я.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже