Мы вместе, милый

Ламберт сидел в кресле-качалке в полутемной прихожей; ухо наставлено на дверь, так что он слышал все, что происходит снаружи. Я чуть не растянулся, наскочив на него. Жара в тот вечер стояла не хуже чем в преисподней, но Ламберт сидел одетый в черный сюртук и белую сорочку. Помню, я еще подумал, что он довольно молодо выглядит для своих лет. По всему, ему выходило где-то под шестьдесят пять, однако на вид ему можно было дать не больше сорока. Если старик обрадовался, увидев меня, то очень хорошо скрыл это обстоятельство. Даже не пошевелился. Просто сидел и смотрел на крыльцо, словно важнее не было ничего на свете.

- Добрый вечер, мистер Ламберт, - поздоровался я очень вежливо.

Он не ответил; хмуро покосился в мою сторону и отвернулся. Итак, я уселся на свободный стул и завел разговор о том да о сем - о погоде, о ценах на удобрения и кукурузу, о том, как трудно нанять хороших работников на завод. Его ответы были односложными: "да", "нет", "может быть" и все в том же духе. Неожиданно мне в голову пришла очень странная идея.

Этот Ламберт был здоровым, крепким мужчиной. Суровое лицо, большие, сильные руки. Не знаю, как объяснить... но мне вдруг показалось, что он ненастоящий - словно одна из теней в полумраке.

Почувствовав себя неуютно, я поднялся, попрощался со стариком - "Спокойной ночи" и все такое прочее, - однако никогда я не испытывал такого сильного желания убраться подальше, как сейчас. Софи и Чарли уже ушли с крыльца. Когда я вышел на дорогу, они рука об руку огибали угол старого дома, направляясь к палисаднику. Это был жестокий удар...

Бен прикончил бутылку и принялся откупоривать следующую. Наполнив стаканы, он вцепился в свой, словно хотел раздавить его. После нескольких безуспешных попыток ободок стакана встретился с его губами и был осушен в мгновение ока. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы человек пил так много. Бен снова заговорил.

- В действительности я получил целых два предупреждения, - сказал он. Первое - в тот вечер, когда сидел у Ламбертов и почувствовал, что старик не совсем из плоти и крови. Второе предупреждение пришло позднее: в тот день, когда я помог перенести Чарли Ньюфилда из гриль-бара у Багла в санитарную машину. Я не прислушался ни к одному из них. Не скажу, чтобы мне доставило огромное удовольствие надеть на Чарли смирительную рубашку, но я хорошо помню, как предвкушал новую встречу с Софи. Да, пожалуй, для меня это был грандиозный миг, когда я уселся на грудь Чарли Ньюфилда в фургоне для умалишенных. Если бы я исполнил то, о чем он просил меня тогда, сейчас я был бы счастливым человеком. Пару месяцев спустя Чарли загнулся в психиатрической клинике: говорят, отказала печень. Как бы не так! У него отказали все внутренности, уж я - то знаю!

- Что сказал тебе Чарли в тот вечер? - спросил я.

- То же самое, что собираюсь сказать тебе я, до того как кончится этот вечер, - ответил Бен, закрывая глаза.

Его челюсти напряглись. Помолчав, он снова сгреб бутылку.

- После этого я стал ухаживать за Софи, как ни за одной девушкой до нее. В том, что касается женщин, меня нельзя назвать желторотым, однако на этот раз мне попался действительно крепкий орешек. Я съездил на ярмарку и купил превосходную кобылу ореховой масти; достал костюм, который купил в Чикаго, надел самую модную нейлоновую рубаху, запонки и отправился в гости к Ламбертам. Софи только вернулась от своей тетки.

Стоял жаркий летний вечер, когда я подошел к их дому с купленной лошадью в поводу. Из дверей навстречу мне вышла сама Софи.

- Софи, - сказал я, - тебе нравится моя лошадь?

- Очень, - кокетливо отозвалась она. - Приятно видеть вас в хорошей компании.

- Это подарок тебе и твоему отцу, - объяснил я.

Естественно, она захлопала в ладоши, а ее глаза зажглись, как две большие звезды. Я понял, что она догадалась, чего я добиваюсь. Она вбежала в дом и минуту спустя появилась со своим стариком. Тот посмотрел на кобылу, потом на Софи и повернулся ко мне.

- Поднимайтесь, - пригласил он. - Выпьем немного пива.

После чего взял кобылу и отвел ее в сарай.

Мы с Софи просидели весь вечер на крыльце, но у меня ничего не вышло, потому что прямо за дверью я слышал, как со скрипом покачивается кресло - взад и вперед, взад и вперед...

Голос Бена стал хриплым. Казалось, виски совершенно не действовало не него; только в движениях появилась некоторая замедленность и онемелость.

- Она сказала мне, что старик плохо слышит, - продолжал Бен. - Разбирает голоса, но с трудом угадывает смысл слов. Я тут же обнял ее и поцеловал, однако она высвободилась и объяснила, что если старик заметит, что голоса смолкли, то выскочит словно молния на крыльцо.