Мы воплотим богов

– Яконо, – начала я и тут же вспомнила издевательское замечание Дуоса о том, что Яконо – не настоящее его имя. Я с трудом сглотнула, прогоняя горечь, вызванную этим воспоминанием. – Не уверена, что… что ты слышал меня там… тогда, но… – Он быстро поднял взгляд, и я чуть не проглотила язык. – Понимаешь, я тогда сказала, что сожалею, а теперь решила напомнить на случай, если ты забыл или не услышал. Я… Прости. За все – что связала тебя в том шатре и бросила. Я вернулась, а тебя уже не было.

Сидящий по другую сторону костра Яконо закрыл глаза.

– Я не говорю, что раз я вернулась, то ничего страшного не произошло, – поспешила добавить я, ощущая себя более обнаженной, чем когда-либо без одежды. – Просто хотела, чтобы ты знал. Я должна была честно признаться, что мне нужно поговорить с Лео, а не убить его. У Мико было…

– Тогда почему не сказала?

– Потому что… – Я стиснула зубы. Как могла я рассказать ему о Мико? Но как можно было не объяснять? Его взгляд казался горящим в свете костра, проникал глубоко и обжигал. – Потому что… потому что я не могла объяснить насчет… насчет Мико. Императрицы Мико.

Яконо не требовал объяснений, просто ждал, когда я продолжу. Или нет. Он был не из тех, кто запугивает, пока не получит нужный ответ, но его расстроенный вид был куда более страшным оружием.

Я отвернулась, глядя во тьму.

– Я… я знала ее мать и в долгу перед ней. Это долгая история. Поэтому, когда Ми… императрица Мико попросила меня передать Дуосу сообщение и предложить договор, я не могла отказать.

– Но ты не хотела говорить мне?

В тоне его вопроса слышалось что-то жалобное, и я чувствовала себя так, будто пнула щенка.

– Это не потому, что не доверяю тебе. – Я смогла лишь взглянуть на него, но была не в силах выдержать его взгляд. – Это связано с императрицей Ханой, это… личное.

Он кивнул, торжественно, печально и понимающе.

«Кассандра! – возмутилась Кайса. – Ты не должна была врать об этом!»

«Я не врала. Это личное. Я отдохнула от своего тела и временно пожила в теле императрицы, а после в нем умерла. Ничто не может быть более личным!»

– Жаль, что ты не сказала хотя бы этого, – заметил Яконо, пристально всматриваясь в меня сквозь горящий огонь. – Но я понимаю. В конце концов, ты не знаешь меня, а я не знаю тебя. Мы просто… случайно встретились на этом странном пути.

Добавить было нечего, и я бы с радостью весь остаток вечера просидела молча, глядя в огонь, если бы не Яконо напротив, который кусал губы, сдерживая слова, как и я. Когда неловкость стала невыносимой, он сказал:

– Я должен тебя поблагодарить. Без твоей помощи я вряд ли вырвался бы и сумел уйти. От него.

Его речь становилась все более сдержанной, как будто давалась с трудом, и после этих слов он снова погрузился в напряженное молчание человека, у которого есть что сказать, но нет желания говорить.

– Не вини себя, – сказала я, обламывая ветки и бросая в огонь. – Ты не первый, с кем он такое проделывал. Его любимая игра – контролировать чужой разум. Мне кажется, именно из-за этого никто не хотел иметь дело с тем левантийцем, который ушел с капитаном Рахом, когда тот украл книгу Мико.

– С императором Гидеоном? Да, я тоже об этом слышал.

– Он был императором? Я это знала? – вопрос предназначался скорее мне, чем ему, клубку воспоминаний и мыслей, часто неясных, доставшихся мне от разорванной связи с императрицей. – Да, в общем, неважно, – продолжила я. – Суть в том, что, поддавшись этому, ты не стал слабым.

Яконо медленно покачал головой.

– Это было ужасно, – прошептал он, я с трудом расслышала его через пламя. – Я был в сознании, но все же не мог контролировать все жизненные процессы своего тела, оно будто принадлежало кому-то другому. И он был там, в моей голове, заполнил пространство, о котором я даже не знал, и я перестал слышать собственные мысли. Он сам… его голос стал моими мыслями.

Начав говорить, Яконо, казалось, не мог остановиться.

– Я не хотел причинять тебе боль, – продолжил он. Слова лились, разрушая рамки его контроля. – Не хотел никого ранить, не хотел нападать. Я изо всех сил старался остановиться, хотел умереть, лишь бы не ударить тебя, но ничего не мог поделать. Совсем ничего, лишь наблюдал, как ударил тебя кулаком, как пытался вонзить в тебя клинок, и никакими криками изнутри не мог ничего изменить.

По щекам Яконо потекли слезы, он не мешал им литься и выглядел маленьким, потерянным и беспомощным. Сердце, которое, по моим словам, у меня отсутствовало, болело за него и я, не раздумывая, поднялась, обошла костер и села с ним рядом.

– С большим удовольствием погляжу, как он умирает в проклятый последний раз, – пообещала я.

Но все мысли о том, каким я хотела бы видеть Лео и что с ним сделать, немедленно испарились, когда Яконо положил голову мне на плечо. Это было как удар молнии, ошеломляющий и неожиданный, оставалось только надеяться, что я реально не вздрогнула.

– Прости меня, – прошептал он, и я ощутила тепло прильнувшего ко мне гибкого тела и сбившееся дыхание.