Мы восстанем завтра

Я поднялся на ноги. Жалкое «нет» вырывалось из горла хриплым карканьем. Хочу отрицательно мотнуть головой и тут же едва не падаю от резкого головокружения. Здание продолжает вздрагивать от разрывов. Сажусь на копчик. Что-то липкое приклеивает штанину к середине бедра. Не глядя, понимаю, что именно, и тут же приходит боль, не очень резкая, но неприятная. Юрка уже рвет зубами ИПП. «Черт, этого еще не хватало!» – из бедра торчит острая полоска металла. Ухватившись за нее пальцами, дергаю вверх и вскрикиваю. «Сука ты, больно-то как!» Одно успокаивает: нога шевелится без затруднений, да крови не особо много. Жить буду. Ходить тоже.

– Я сам. – Отстранив Васенкова, привычно мотаю сразу же окрашивающийся в алое бинт. Боли почти не чувствую. Только гудит голова, перед глазами летают мушки.

– Аллах акбар! – прорываясь через трескотню выстрелов и грохот фугасных снарядов, звучит совсем близко.

– К бою! – Наконец-то мне удалось выпрямиться. Слышу, как в соседней квартире загрохотали автоматы – открыли огонь Ильдар и находившиеся рядом с ним бойцы. Приподнялся над подоконником. Автомат прыгает в руках, и мне никак не удается взять на мушку совсем уж обнаглевшего ваххабита с рупором, прячущегося за одним из методично постреливающих танков. Под прикрытием огня «Монстров» боевики подбираются все ближе. Микрофон моей радиостанции разрывается матом, повторяющимися позывными, докладами о потерях и просьбами о помощи, слышу, как костерит всех подряд разбушевавшийся Пащенков.

– Держаться, сказал, – орет он на требующего разрешить отход Минохина, – расстреляю к чертям. Держаться!

– Надо отходить, – не унимается комбат ополченцев. – «Монстры» перебьют нас как цыплят. Мы ни хрена против них не сделаем!

– Стоять! – орет в микрофон Пащенков.

– У меня полбата двухсотых. – Аргумент комбата весо́м, но у кого меньше?

– Десять минут, – сдается Пащенков. Странно. Что ему… то есть нам, эти десять минут? Десять продержимся, и что дальше? Еще десять?

– Отсекайте пехоту.

Тут Виктор прав, танки и артуха могут разрушить здание, но чтобы его захватить, нужна пехота.

Доку выругался – тепловизор «девяносто восьмых» сдох окончательно. Дым, копоть, бесконечные пожары, да еще десятки разрывов непосредственно на броне. Не будь в ней звукопоглощающего слоя, экипаж давно бы оглох, а так разрывы доносились отдаленными шлепками, не более. Доку улыбнулся и включил музыку. Встроенные в шлемофон разделители каналов позволяли транслировать на правое и левое ухо разные источники звуков.

– Сорок первый. – Командование танкового батальона в лице Ибрагимова Мамуда не стало оригинальничать, обозначив позывные экипажей в соответствии с бортовым номером. – Проверь двор слева.

– Стреляли? – уточнил Доку. На что получил сердитое:

– Проверь!

– Выполняю, – столь же недовольно огрызнулся Доку и скомандовал уткнувшемуся в штурвал механу: – Влево девяносто.

Двигатель ухнул, заворчал, свистнул зажимаемый фрикцион, выворачивая асфальт, заскрежетали гусеницы. «Монстр» круто развернулся и рванул в направлении невысокого обветшалого частного строения. Ударил в забор, опрокинув его на землю, и, не останавливаясь, загромыхал к дому. Появившуюся на его пороге и испуганно замахавшую руками бабку Доку смел одной очередью из пулемета. Выскочившего следом за ней деда Имурзаев расстреливать не стал.