Пока что Кутики и Плутики едят в студенческой столовой из одной тарелки. Кутик экономит на булавки, а Плутик на мобильник. Он уже работает по вечерам в какой –то фирме, где без мобильника – как без брюк. Подколодный летчик тоже экономит. Обойдется без булавок эта Любушка – голубушка. Должна же она когда-никогда, хоть после двадцати, жить как все добрые люди, в своей квартире, с холодильником, телевизором, мужем и ребенком. Небось не какая-нибудь, а отецкая дочь. Квартира продается напротив, через двор, но зять отнюдь не рвется – позор, позор, позор. Не оглядываясь на крутую сватью, летчик в одностороннем порядке выкупает квартиру. Стиснув зубы, вдвоем со вторым пилотом затаскивает туда всё необходимое простому советскому человеку – холодильник, телевизор, тахту. Зять на запоздалое приданое не клюет, нейдет даже взглянуть. Страшнее Риголетто разгневанный отец, а зять плевал на это – подлец, подлец, подлец. Сама Кутька с непонятным отцу самообладанием снимается с родительского гнезда и перелетает в свое – конечно, с маленькой Машей. Кто ж ее, Любушку, одну туда запустит. Не без колебаний летчик берет морской бинокль и, едва настроив, видит, как чужой очкарик перво-наперво сверлит стенку, затем поспешно вбивает кронштейны, в мгновение ока вешает занавеску – и всё. Кудесник, ты лживый безумный старик! А ты, ясновидящая в хорошей шубе, ты… ты… нет слов. Дальше летчику уже всё по фигу, когда этот хмырь в очках входит в подъезд и когда выходит. Зять, сволочь, утверждает, что их там целый взвод, и тут же возбуждает развод, развод, развод. Пока суд да дело, Кутики и Плутики счастливы в меру сил и опыта.
Кутик как-то резко сменил облик. Он сейчас больше похож не на сливочную тянучку, а на жареную индейку. Что-то поросячье в нежной рожице, а от филейных частей Кутика хочется отрезать хороший кусочек, как у благоразумной Кадиги. По утрам, когда звонит тиран – будильник, Плутику снится всё один и тот же страшный сон: будто зулусы привязали его к мачте и жарят, жарят Кутика! И такой стоит вкусный запах! Плутик просыпается в поту. Живой и невредимый Кутик собирает в детсад зареванную Машу. Не успев позавтракать, Плутик несется в Москву, в свою фирму – уже на полный рабочий день. Всюду деньги, деньги, деньги - всюду деньги, господа. Летчик устранился от дальнейших забот о семье не вполне известного ему состава. И жене дал команду – ни ногой. Поставил ее перед дилеммой: или кровь из носу рожай, или я просто не знаю. Жена поднатужилась и родила, осечки не дала. Родивши, снова ушла в тень. Теперь у подурневшей Маши есть дядя на пять лет ее моложе. Летчик качает его в племянницыной коляске и поет повеселевшим голосом: первым делом, первым делом – самолеты. Не зарывайся, зеленая молодежь, не дери носа, не бери на себя много, не навязывай нам свой way of life. Сколько имущественных коллизий предвидится в потомстве этой семьи, какие разыграются комедии ошибок! В саду корь. Остриженная Маша по-прежнему висит вниз головой, но на другой детской площадке. Уже усвоила, что пересечь двор и покачать свою коляску нельзя. Вряд ли и потом будет можно.
Плутик резко повзрослел и превратился в настоящего ловкого плута. Носит замшевую куртку, ездит в командировки в Тверь. Из какой-то по счету поездки в Зеленоград не возвратился. Сменил в рекламных целях модель мобильника, а заодно и номер. Люба, скажи, Костя в Шереметьеве? Оба они на дипломе. Какой у него теперь сотовый номер? – Не знаю. Вообще ничего не знаю. Ничего не знаю о жизни. Что до Плутика, то он после всей этой детективной истории окончательно и бесповоротно похорошел. Досужие подружки объяснили ему на наглядных примерах, что в Кутике ничего такого особенного нет. Да и впрямь, есть ли? Было или не было? Опять загадка века. Просияло и отлетело. Кутик быстро спал со бела лица долой и стал какой-то жестоковыйный. Мой друг Андрей Миленин бывало говорил: ё моё, скоро мне в небытиё, а я ведь так не написал с неё. Теперь уж не напишет – он такой привередливый. Придется откопать, отрыть какого-нибудь художника – соцреалиста, вздеть ему на нос очки, сунуть в дрожащие руки палитру. Пусть пишет Кутика в белом халате – медсестра в госпитале промеж двумя ампутациями.