Мы все обожаем мсье Вольтера

У аббата Жоэля язык прилип к гортани. Он обернулся, стараясь сдержать дрожание губ и трепет сердца, бившегося в груди как испуганная ласточка. Ему не померещилось? Глаза Андрэ де Треллона метали молнии. Он возвышался над де Ренаром гранитным монументом и испепелял его глазами. Фабрис де Ренар испуганно отодвинулся от юного сумасшедшего и пересел подальше. Андрэ понял, что несколько погорячился и пробормотал какие-то невразумительные слова извинения за несдержанность. Аббат же отвернулся, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы. Слезы счастья. Господь снова посылал ему утешение, вразумление и наставление: как бы не мерзка была зловонная скверна наползавшей на мир вольтеровской ереси, в какой бы омут разврата не затягивали новые поколения, какие бы скабрезные гнусности не проповедывали — отбрасывая все срамные соблазны, из этих юных все равно выходили те, кто мог устоять в Истине…

Любовь не оскудевала…

Глава 11. «Ложь, злорадство, сквернословие, ненависть, вредительство, сплетни, лесть, плотские извращения, насилие и убийство — вот десять заповедей нечисти»

Весь следующий день аббат был так счастлив, что даже, к удивлению Галициано и Полуночника, напевал пасхальные напевы. Днем, перетряхивая сутану, наткнулся на письмо старика Леру и, поразмыслив, решил навестить его. Он приказал оседлать своего мекленбургского мерина Нуара, способного благополучно вывезти хозяина из любой грязи, захватил кошелек с десятком пистолей на случай, если его бывший учитель терпит нужду, подумав, заткнул за пояс пистолет, — район, располагавшийся у таможни, имел дурную славу неспокойного местечка.

Однако, проехав по указанному адресу, аббат нашёл удобный и поместительный дом в глубине сада, огороженный надежной решеткой, а спешившись и постучав, был с радушием принят пожилой бретонкой в старинном чепце. В доме аппетитно пахло луковым супом и жареной курятиной, и аббат понял, что письмо Леру было следствием тоски нездоровья и упадка духа, а совсем не нужды.

Антуан со вздохом сказал, что хотел бы встретить своего любимого ученика с распростёртыми объятьями, но, увы… Ноги он ещё таскает, может с трудом вставать, но руки совсем отказываются служить ему. Аббат тепло обнял учителя. Какие наши годы! Да уж восемьдесят пятый пробил, просветил ученика Леру. Тем не менее, глаза старика сияли, морщин было совсем немного, и хоть беспомощность его, человека в прошлом весьма деятельного, угнетала, он отнюдь не выглядел потерпевшим крушение.

— Но, Боже мой, как бегут годы, милый Жоэль, ты ведь уже окружной декан? Говорят, тебя прочат в епископат?

Жоэль развёл руками. Господь определяет стези наши. Но он тоже слышал об этом.

— Впрочем, чему удивляться, всегда лежала на тебе печать избрания, ведь отметил тебя Господь красотой бесподобной, умом истинным и сердцем чистым. Отец-ректор тогда ещё обронил, что несть равных тебе, а ведь, почитай, три поколения мимо него прошли. Он и предрёк тебе путь по стезям церковным. Я удивился, ты ведь не думал об этом, но он уверенно сказал, что Господь избрал тебя…

Жоэль смутился. Он ничего не знал о словах ректора. Видя, что ученик покраснел, старик предпочел сменить тему.

— Ты хоть упражняешься в зале-то, или, чай, забыл, как рапира выглядит?

Жоэль улыбнулся. Нет, не забыл. Он, и вправду, часто проводил утренние часы на корте, и фехтовал прилично. Уроки учителя помнил. Леру вздохнул. Да, а вот ему уж, шпаги-то не держать, а ведь до семидесяти семи рука его была тверда… Аббат поспешил отвлечь учителя от горьких мыслей.

— Недавно мсье де Шатегонтье при мне вразумлял герцога де Конти, что лучшим средством от боли в суставах являются умеренное питание фруктами да гимнастические упражнения, так его светлость чуть со злости удар не хватил, герцог без мяса жить не может…

К удивлению Жоэля, эти ничего не значащие слова произвели на его собеседника впечатление, безусловно, угнетающее. Со щёк старика стёк румянец и глаза его потемнели. Он несколько минут молчал, глядя на растерявшегося де Сен-Северена, потом осторожно спросил, давно ли Жоэль знаком с младшим Шатегонтье и где видел его?

Жоэль почему-то тоже насторожился, но, не отводя глаз от собеседника, ответил, что по приезде из Италии, чуть меньше года назад, стал завсегдатаем салона маркизы де Граммон на площади Святого Людовика, познакомился там с Одилоном де Витри, племянниками маркизы Жаном де Луинем, господином де Машо и банкиром Тибальдо ди Гримальди. Туда же часто заходит и его бывший сокурсник его сиятельство граф Камиль де Сериз, туда вхожи и дальние родственники маркизы барон Бриан де Шомон и граф Лоло. Изредка появляется старая графиня Анриетта де Верней, часто бывают виконт Реми де Шатегонтье и герцог Габриэль де Конти. Много молодых девиц, заглядывают и молодые люди — его приятель Бенуа де Шаван с сестрой, брат и сестра де Шерубен…