Мы все умрём. Но это не точно (СИ)

От скуки Нотт вспомнил про дневничок Гермионы в своём рюкзаке и потратил остаток дня на чтение её записей. Он водил пальцем по страницам, иногда улыбаясь забавным моментам, иногда хмурясь, а в какой-то миг даже вновь ощутил то странное чувство, когда девочку захотелось прижать к себе, спрятать и никуда не отпускать. Теодор перечитал дневник несколько раз и узнал о ней всё: любимое число, детское прозвище, когда и с кем впервые поцеловалась, о ком и о чём мечтала, что после встречи с Василиском в Хогвартсе она панически боялась змей, но каждый раз боролась с этим страхом, гуляя по какому-то террариуму.

И ему этого всего оказалось мало. Словно чайная ложка воды для высушенного колодца. Эти мысли и моменты ему не принадлежали, они были просто украдены им. Теодору же вдруг захотелось ощутить всё самому: сходить вместе с ней в террариум и погладить змей — он бы доказал ей, что это не страшно. Он бы показал ей, как правильно делать взмах палочкой, чтобы перекрасить предмет в другой цвет, и они бы вдвоём поупражнялись на волосах Малфоя. Тео научил бы её летать на метле, и они вместе ощутили бы, как отчаянно замирает сердце на большой скорости…

Но на все его послания в блокноте она отвечала коротким «Позже».

Так прошла неделя, а Грейнджер всё продолжала успешно его избегать. Как девочка подгадывала нужный момент, Нотт не знал, но в том, что она приходила к ним каждый день, сомнений не возникало. Гермиона всегда оставляла на столе Костерост, спрашивала у Грега про Малфоя, а потом исчезала, словно её здесь никогда и не было. Иногда Тео заставал лёгкий цветочный шлейф духов, один раз на столе стояли тёплые шоколадные маффины, а в другой Грейнджер так спешила исчезнуть, что бросила недопитый чай и забыла одну перчатку. Кое-кто, видимо, всерьёз решил поиграть с ним в прятки… И, это казалось любопытным.

Где-то за спиной протяжно скрипнули диванные пружины. Грег, который, в отличие от Грейнджер, не успел вовремя спрятаться от Нотта, поворочался, приподнялся на локтях и, обведя комнату мутным взглядом, еле слышно прохрипел:

— Воды-ы, — голос Гойла звучал так, словно ему в рот насыпали добрый фунт сухого песка и заставили проглотить всё одним махом.

Теодор не спеша достал из кармана клубничную магловскую жвачку, один за другим оторвал блестящие кусочки фольги и закинул пару подушечек в рот.

— Пи-и-ть, — продолжал тянуть Грег.

Тео медленно разжевывал жвачку, похрустывая на зубах сахарной глазурью и внимательно разглядывая хрипящего Гойла. Тот вяло махнул рукой и снова протянул долгий, жалобный звук. Нотт старательно надул сладкий розовый пузырь и звонко лопнул его. Вместо жалости он испытывал желание пнуть Грега посильнее. Соберись, нытик. Круциатус Лорда выдерживал молча, а тут… Теодор выдул ещё один пузырь, больше предыдущего, опять звонко лопнув его. Жвачка налипла на подбородок, и он отлепил её пальцами, мысленно выискивая в душе последние крохи терпения.

С одной стороны Грег раздражал своим нытьём, но с другой - виновником его состояния являлся сам Теодор. Поэтому помедлив, он всё же натянул самую сочувствующую улыбку, смочил махровое кухонное полотенчико водой из под крана и приложил ко лбу друга.

Грегори выглядел откровенно плохо, и это было хорошо.

Нотт замер, оценивая результат, поправил мокрую тряпочку, чтобы лежала ровнее, заботливо подоткнул одеяло и вновь окинул взглядом — да, так смотрелось даже эффектнее. Внимательность к деталям — вот что истинно важно. Тео ещё раз оглядел комнату, подмечая незаконченные штрихи. Гермиона должна вот-вот появиться, и требовалось, чтобы всё выглядело идеально. Штор в этой квартире не водилось, поэтому для создания атмосферы болезненного полумрака Теодор стянул простыни со всех кроватей и занавесил ими окна. Вот так, чтобы было темно, как в склепе. Потом поджёг веточки полыни и ещё каких-то пучков цветов, позаимствованных у Бруно, и прошёл с ними по всем углам. Комната наполнилась прекрасным, оккультным ароматом жжёной травы, словно созданным для отпевания покойников.

А отпевать действительно было кого.

В центре комнаты на диване с самым умирающим видом возлежал Грегори Гойл. Нотт и его пристроил так, чтобы болезненный вид и лихорадочно красные щёки сразу бросались в глаза. Тео высунул кончик языка, выставил большой палец вверх и взглядом художника окинул пространство. Правильную геометрию тоже следовало соблюсти, но в этой картине чувствовался лёгкий диссонанс. Теодор придвинул к дивану столик, аккуратно расставил в лучшем ракурсе десяток пустых бутыльков из-под зелий и отошёл на пару шагов, вновь оценивая результат.

Да, столик с бутылочками прекрасно вписался в атмосферу. Половину зелий пришлось слить в раковину, но часть он честно влил в Грега: витаминизированное, повышающее метаболизм, микстуру от желудочных болей, от мигрени, поноса и паразитов — это всё Тео споил ему, не раздумывая, посчитав, что лишним не будет. А пустые склянки архитектурно расставил на столешнице, воссоздавая атмосферу усиленного лечения.