Мы все умрём. Но это не точно (СИ)

Почему этого не было в его личном деле?

— Чш-ш-ш, — Малфой прижал указательный палец к её губам, а средним нежно погладил подбородок. — Как насчёт кофе?

***

— Корицы нет, сливок тоже, и я понятия не имею, где лежит сахар, — равнодушно бросил он. Его голос разбавил тягучую тишину, повисшую между ними. Драко услышал, как она тихонько всхлипнула в ответ.

Под его пальцами тихо щелкнула кнопка включения кофемашины, и по чашкам разлился горячий напиток. Комната наполнилась горьким густым ароматом. Он придвинул одну кружку к Гермионе, но та не обратила на неё никакого внимания. Золотая девочка стояла, вжавшись спиной в столешницу, и глядела на него волком. Палочку держала наготове. Почему до сих пор не прокляла? На её месте стоило бы.

Малфой отошёл на безопасное расстояние, чтобы не нагнетать обстановку ещё сильнее. Теперь, когда весь контроль находился у него, можно было дать ей немного свободы. На самом деле, провокация являлась самым лёгким способом взломать естественную психическую защиту человека так, чтобы он не ощутил воздействие легилимента: смутить, вывести из себя, разозлить, нарушить личное пространство, пофлиртовать. Поглощённые яркими эмоциями люди абсолютно не замечали, что кто-то роется у них в голове. Всё происходило практически безболезненно и без сопротивления. Драко всегда старался действовать именно так, когда работал без палочки. Потому что, как ни крути, без неё колдовать было намного сложнее. Если с палочкой в руках он бы мог спокойно заткнуть за пояс Снейпа, то без неё у него в распоряжении оставалось максимум сорок процентов от своего магического потенциала, остальное же никак не желало фокусироваться. Из-за такого хаотичного воздействия часто случался чувствительный магический откат и бил сразу же по обоим — легилименту и жертве. Обычно это выражалось мигренью и, если свою боль он перетерпеть вполне мог, то чтобы жертва не заметила его воздействия, приходилось хорошенько постараться. Почти ювелирная работа, да. Поэтому, как ни крути, без палочки Драко работать не любил. Хотя стоило признать, ссылка в магловский мир стала для него отличным стимулом, чтобы развивать в себе эти навыки.

Не спуская с Гермионы глаз, он сделал медленный глоток горького горячего кофе. Ему даже не нужно было пользоваться сейчас магией, чтобы представить, какие образы она рисовала в своей черепушке: челюсть напряжена, зубы сжаты, губы превратились в невзрачную тонкую линию. Грейнджер определённо не вписывалась в разряд тех девушек, которые умели злиться красиво. А Малфой любил всё красивое.

Злость как эстетика.

Это не про неё.

Зато фантазия живая. Драко подглядывал временами, иногда без особой необходимости, и не испытывал при этом никаких угрызений совести. Наоборот, он даже получал некоторое удовольствие от образов в её голове.

Грейнджер была слишком эмоциональна, всё плавало на поверхности, будто бы так и звало — посмотри, увидь меня. И первый раз за долгое время ему стало чуточку, совсем немного, но любопытно. Хотя раньше казалось, что это чувство абсолютно в нём атрофировалось — год службы легилиментом Лорда не прошёл бесследно. Это только со стороны могло казаться, что люди уникальны, как снежинки. На самом деле, внутри у всех всегда было одно и то же: грязная, серая, снежная каша.

— Для умнейшей ведьмы своего поколения, ты поступила очень тупо, когда притащила своих родителей обратно, — Драко провёл подушечкой указательного пальца по кромке своей кружки. Взгляд Грейнджер неотрывно следовал за каждым его движением, сочился настороженностью и обречённостью загнанной жертвы. — Члены Ордена действительно такие идиоты, что считают, будто бы всё закончилось со смертью Лорда?

— Как поживает мама? — зло прошипела она в ответ.

— Заткнись, — ядовито выплюнул он.

И Золотая девочка действительно заткнулась. Обняла ладонями свою кружку, словно пытаясь согреться, и Драко даже увидел, как её пальцы слегка подрагивают, а по чёрной поверхности идёт мелкая рябь. Гермиона молча смотрела на кофе и прикусывала покрасневшую нижнюю губу.

Вот-вот расплачется?

Плакать красиво, скорее всего, она тоже не умела. А вот Панси могла, её слёзы были как искусство. Продуманные до мелочей. Аккуратные, без потёкшего макияжа или красного носа, и всегда бьющие точно в цель. Малфой восхищался тем, как Панси плакала. Но Грейнджер стоило притормозить, потому что выслушивать истерику и вытирать её слёзы он точно не собирался.

— Никто не знает, — Драко сделал новый глоток несладкого кофе, — кроме меня. Конечно, можешь ещё раз наложить на них Обливейт и отправить их куда-нибудь подальше. Но сомневаюсь, что после этого ты когда-нибудь сможешь их вернуть.

Гермиона продолжала молчать и кусать губу. Того и гляди — прокусит до крови. Драко нетерпеливо забарабанил по столешнице пальцами, побуждая её ответить. Он совсем не собирался ждать, пока она сконцентрируется и соберётся с мыслями.

— Что тебе нужно, Малфой? — наконец произнесла Грейнджер упавшим голосом.

И Драко улыбнулся, посчитав, что та сдалась.