Медсестра, с сильными мужскими руками, обхватила мою голову и придавила ее к столу, навалившись на меня всем своим телом. Одновременно на меня навалилось и беспокойство. Вторая медсестра застыла у пусковой кнопки рентгена. Глаза меня попросили не закрывать, и я с ужасом увидел, как руки нейрохирурга напряглись, и он, словно делая насосом заключительный качок воздуха в волейбольный мяч, с криком “Давай” и крепким матерком выдавил содержимое шприца в меня. Одновременно защелкал рентгеновский аппарат, и одновременно голова моя все же справилась с силой и массой “державшей ее женщины, из-за неожиданного ощущения, что внутри моего черепа вспыхнул обжигающий огонь, и одновременно я раскрыл челюсть и сделал выдох, как мне показалось, пламенем. Словно я на мгновение превратился в сказочного змея-горыныча! Затем внутренний огонь начал обжигать район ключицы, заныла правая рука, а затем мне показалось, что боль как будто парализовала мне половину тела. Пока минут пять проявляли пленку, боль стихла, но меня не отвязывали, оставляя возможность для повторной процедуры, если снимок окажется смазанным. Так оно и получилось. Правда, не ясно, от того, что я дернулся, или от того, что контраст в основной своей массе попал не в артерию, а под кожу, так как игла из моей шеи почему-то выскочила. И процедуру повторили еще раз, а затем и еще.
Меня отвезли в палату. Пару дней я еле ходил и еле говорил. Все движения были парализованы опухшей шеей, распространяющей по телу импульсы боли. Зато врачи были счастливы – их подозрения на опухоль в мозге не подтвердились. И через неделю меня выписали из нейрохирургии и перевели в неврологию.
Здесь, конечно, максимум через месяц меня раскусили, как симулянта. Но стойкость моя, очевидно, воодушевила врачей пойти навстречу моему желанию. И еще через месяц экспертная комиссия меня комиссовала. За что ей я говорю до сих пор огромнейшее спасибо.
И повторюсь еще раз, надежд пройти медицинское освидетельствование в Институте медбиопроблем на пригодность к космическому полету я не лелеял, но оказалось, что там факту увольнения из вооруженных сил по состоянию здоровья значения не придали, прекрасно понимая, что в 1987 году иначе из армии уйти было практически невозможно.
И еще об одном препятствии хочется рассказать: это увлечение парапсихологией и уфологией. О моем участии в различных экспедициях энтузиастов, гоняющихся за чудесами и летающими тарелками, психологи ИМБП знали. И читали, оказывается все мои публикации в газете “Советская молодежь”, которая расходилась миллионным тиражом, хотя издавалась в Риге. А читая эти материалы, нельзя не заподозрить, что их автор с головой “не дружит”. Это я и сам прекрасно понимал, просматривая собственные статьи с позиции здравомыслящего атеиста.
Но и здесь я ошибся, поскольку и психологи, и психиатры ИМБП доверяют только своему личному общению с обследуемым, и не исключено, занимаются исследованиями в области аномальных возможностей человека, так как раз мне пришлось выступить перед ними, отвечая на дотошные вопросы,
Устраивали допрос и мои коллеги, с которыми лежал на обследовании.
Так Ярослав Голованов придумал в нашем “Детском садике” (так космонавты называют клиническое отделение ИМБП, где проходит медицинский отбор, и дается “путевка” в отряд космонавтов) развлечение: каждый вечер все журналисты собирались в холле, и каждый по очереди рассказывал о своих интересных встречах и ситуациях в жизни. Подвергся расспросам и я. Может быть, свое ехидство мои коллеги и запрятали внутрь, чтобы не обижать меня во время беседы, но выслушали с интересом рассказ до конца о знакомствах с экстрасенсами, колдунами и путешествиях в загадочные Аномальные зоны. И даже некоторые из коллег заказали для своих изданий материал об этом.
И вот один из курьезов по этому поводу. Журналист украинской студии документального кино Юрий Крикун, прошедший вместе со мной всю подготовку, тогда в ИМБП также заказал материал для молодежной газеты, на которую нештатно работал в Киеве. И на всех присутствующих, пожалуй, более всего именно он уверовал в истинность моего рассказа и в реальность мистики в нашей жизни. Так Юра после беседы несколько раз основательно теребил меня вопросами о возможностях ведьм, колдунов и вампиров. А я, видя его опасения, поигрывал у него на чувствах, фантазируя невероятные и кошмарные небылицы, которые впечатлительный мозг Крикуна, очевидно, превращал в красочные картины. Одним словом, Юра довольно неохотно оставался на ночь в палате в одиночестве, когда на выходные все разъезжались по домам. И как заметили медсестры, старался ночью не спать, а пребывать в обществе – или со спортсменами, находившимися на обследовании в другой палате, или с телевизором, а когда было уже невмоготу, спал при включенном освещении.