Мы всякую жалость оставим в бою…

Его доставили в госпиталь обеспамятевшего от боли и голода, но страстно желающего снова вернуться в строй и расквитаться с тем, кто его сбил. Правда, сперва, после ампутации ступней обеих ног, он всерьез собирался покончить с собой. Но о. Павел где-то добыл газетную статью о поручике Карповиче, лишившемся во время Первой войны ноги и все равно вернувшемся в строй. Он подсунул Алексею эту статью, и теперь наш Моресьев одержим идеей вернуться в свой полк и снова летать, не взирая на отсутствие ног.

Ничего не могу сказать: тут о. Павел на высоте. Молодец, парня, считай, с того света вытянул. А что касается меня, то я кончать с собой не собираюсь. Я не забеременевшая гимназистка! Сейчас меня волнует только одно: хоть бы с Японией и «доброй, старой Англией» не успели закончить до того, как я выйду из госпиталя. Я очень хочу поквитаться с гордыми самураями и спесивыми джентльменами. Вы сделали из меня чудовище, господа? Ну, я вам тоже устрою козью морду!..

… — Соратник, — голос отца Павла отрывает меня от размышлений, — соратник, будьте так добры, посмотрите, в прессе сегодня есть что-нибудь интересное? Глаза что-то устали…

— Давайте, батюшка, взгляну.

— Ну-с, посмотрим. Почитаем, полюбопытствуем… «Министр по делам национальностей И. В. Джугашвили отметил, что еще слабо ведется работа с родственными народами Кавказа…». «…Министр военной промышленности Л. П. Берия указал на недопустимость срыва Госзаказа и отметил, что руководителям предприятий надо шире перенимать опыт ударников труда, таких как Стаханов, Верещагин, Ялтыс-нойон…». Так-с, а тут что? «…С большим воодушевлением встретили кадеты прибытие Первого секретаря Всероссийского Корниловского Союза Молодежи Константина Родзаевского, обратившегося к собранию с краткой речью. В своем выступлении соратник Родзаевский подчеркнул…», — ну, это не интересно. Вот: «Войска Кавказского фронта прорвали турецкие позиции под Трабзоном, и к полудню 13-ого февраля полностью овладели городом». Вот это — важно. Еще что-нибудь? А, это — ерунда: «Указ Народного Веча России. За выдающиеся заслуги в борьбе с врагами Отечества и проявленные при этом мужество и героизм присвоить подполковнику Соколову…» ЧТО?!! «…присвоить подполковнику Соколову В. Л. звание Героя России и наградить Орденом Святого Георгия Победоносца 3-й степени…»

— Что там, сыне, что интересного пишут?

Я еще не верю своим глазам. Да нет, это не меня, это другой Соколов. Ну вот, я же понимаю: «Командуя латным полком дружинной дивизии „Князь Пожарский“, подполковник Соколов… своими умелыми действиями обеспечил успех штурма Бэйпина… принял личное участие в отражении контратаки британских войск… не взирая на ранение и ожоги спасал членов своего экипажа…» Я?! Нет, ПРАВДА, Я?!!!

— Сыне, что замолчал?

Поворачиваюсь к о. Павлу. На меня чуть лукаво смотрят блестящие глаза. Понизив голос, бригад-иерарх говорит:

— Дурачок. Кто ж от героя откажется. Не видом своим, но сердцем победы даются…

Откуда он знает? Я ведь ни с кем не делился…

— Отче, Вы и правда верите, что она… сможет забыть о моей внешности?

— Сыне, я, конечно, мало знаю о браке, но много знаю о людях. — Он придвигается ко мне поближе и с заговорщеским видом шепчет: — Теперь, соратник, тебе думать надобно о том, как семью свою сохранить и на искушения не поддаться. Отбою у тебя от поклонниц не будет, ибо ведают дщери Евины, что шрамы да увечья боевые чаще всего у героев встречаются. А на героев женский пол падок, сыне, ой падок…

Мне стыдно. На самом деле стыдно. Я считал его «добреньким», а он…

Майор Макс Шрамм. Владивосток. Апрель 1940 года