Мы выбираем звезды

Браня себя последними словами, девушка прошла мимо. Что за глупости! Они расстались больше двух лет тому назад. А за три года перед тем все выглядело замечательно, они мечтали о детях, любви до гроба и тому подобном, хотя, если быть честной до конца, уже тогда у них не все было гладко. И потом, насколько серьезными могут быть отношения между космическим пилотом и инженером, который мотается по астероидам? Как часто они могут встречаться, и надолго ли? Чрезвычайно дорогие лазерограммы, которыми обмениваются влюбленные, и прочие сверхсовременные средства утешения лишь ухудшают дело. Кира вспомнила, как начала подыскивать Ивару замену, перестала отказывать не только добрым друзьям, которых не хотелось обижать… Ивар тоже наверняка не терял времени даром Он упорно не соглашался стать ее товарищем по скитаниям в космосе, а она не желала пожертвовать ради него своим кораблем. Да, в работе среди летающих гор есть свои прелести, но это не Долгий Путь, там не увидишь, как сверкает диск Земли над гребнем Коперника, не полюбуешься вблизи Юпитером, не натолкнешься на комету, прилетевшую из неведомой дали, не услышишь песен и баек; там нет той дружбы…

Сейчас некогда предаваться воспоминаниям. Да, но как неожиданно все получилось… Естественно, она изрядно понервничала из-за Гатри, поэтому ей хочется уюта и покоя, но – с Иваром не было ни того, ни другого, разве что сразу после близости… А вот с Эйко, Эйко Тамурой, которая работает на Л-5… У нее, безусловно, хватало своих проблем, однако она умела отрешаться от них, и ее безмятежность не была наигранной. Кира однажды послала ей стихотворение, не объяснив, впрочем, кому оно посвящается.

Угас закат, и озерцо
Янтарным зеркалом лежит.
Сосновый бор на берегу
Высок и недвижим стоит.
А над водой, крыло к крылу —
Огни оттенка бирюзы, —
Парят в вечерней тишине
Космической три стрекозы.

Кира нажала большим пальцем на замок двери, вошла в купе, закрыла дверь и сразу же повернулась к экрану. Начало она пропустила, но ничего… Девушка вновь едва не уронила поднос.

С экрана вещал высокий, широкоплечий мужчина средних лет с обветренным лицом, светло-голубыми глазами, кустистыми бровями и редеющими рыжими волосами. Из-под расстегнутого ворота рубашки виднелись волосы на груди. На мужчине был китель от той формы, которую служащие «Файербола» не носили уже несколько поколений. Кира мгновенно его узнала, ибо видела далеко не единожды; вдобавок, бас, которым говорил мужчина, она слышала каких-нибудь полчаса назад.

– …Я проник на территорию Северной Америки, не будем уточнять, каким образом, чтобы наблюдать за событиями и принимать решения на месте. То, что я здесь обнаружил, меня просто потрясло.

Кира посмотрела на Гатри. Тот прижал щупальце с линзой к своему «рту»: дескать, помолчи. Девушка опустилась в кресло.

– Подробно я все объясню впоследствии, в своем заявлении, – продолжал мужчина в облике Энсона Гатри той поры, когда к нему впервые пришла известность. В таком виде Гатри выступал с рождественскими приветствиями партнерам компании и, изредка, с публичными обращениями. – С ним придется подождать несколько дней. Мне необходимо вернуться в Кито и переговорить с директорами компании. Однако меня просили высказаться по поводу принятых правительством мер, на что я охотно согласился. – Псевдо-Гатри сардонически усмехнулся. – Вернее, не слишком охотно. Не надо думать, что я вдруг стал правоверным ксуанистом. Все дело в том, что я лично убедился: опасность существует, она вполне реальна. Кучка desperados,[58] которые стремятся получить доступ к компьютерным сетям и оборудованию, может причинить вреда больше, чем падение метеорита.

Удачный образ, подумалось Кире. В наши дни все опасаются метеоритов, хотя вероятность их падения невелика, и одобряют решение Всемирной Федерации поручить «Файерболу» патрулирование космоса Кстати, чем не ирония судьбы?

– Разумеется, я предпочитаю свободу и всячески ее добиваюсь. Но мои друзья не раз слышали от меня, что революция – не лучший способ. Попытки уже были – в 1789 году во Франции, в 1917-м в России; стоит ли продолжать? Правительство Северо-Американского Союза может признать собственные ошибки, в отличие от военной диктатуры, которая погубит двадцать, а то и тридцать миллионов человек, Я не желаю, чтобы их гибель была на моей совести. А вы? Некоторым из вас, возможно, известно, что я ответил сторонникам сокращения численности населения – давным-давно, когда казалось, что кривая прироста будет постоянно ползти вверх. «Вы правы, – сказал им я, – планета перенаселена, и нужно что-то срочно предпринимать. Дать вам пулемет или начнем с вас самих?» В ту пору я боролся за экологию – любовь к природе, и все такое, – и ненавидел экофанатиков. Сегодня я призываю к свободе – и ненавижу ее фанатиков, иначе говоря, фашистов.