Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

«Суровое, но прекрасное нравственное суждение».

The New Yorker

«Вдумчивая, прекрасно написанная и значительная… та самая книга, которую хочется не просто дать почитать друзьям, но и настоять на ее прочтении, потому что содержащиеся в ней сведения безмерно важны».

Франсин Проуз,

Elie

«Необычайно… насыщенное произведение… Гуревич – нравственно чуткий автор, и лучше всего у него получается выслушивать обычных руандийцев, особенно переживших геноцид, и стараться осмыслить их истории. Эти голоса пронизывают книгу и настойчиво преследуют читателя после ее прочтения».

Джордж Пэкер,

The Nation

«Литературная журналистика в своем лучшем проявлении».

Джон Корри,

The American Spectator

«Изумительная хроника… Автор книги берется за невообразимое и делает его ужасающе, неотвратимо реальным. По одной только этой причине книгу следовало бы прочесть самой широкой аудитории».

Майкл Марен,

The Village Voice Literary Supplement

Децимация означает убийство каждого десятого жителя – и за весну и начало лета 1994 г. программа массовых убийств сократила население Республики Руанда на одну десятую. Хотя это истребление было «низкотехнологичным» – в основном убивали с помощью мачете, – проведено оно было с головокружительной быстротой: из прежнего числа жителей, составлявшего около 7,5 миллиона, по крайней мере 800 тысяч человек были убиты за каких-то сто дней. Сами руандийцы нередко говорят о миллионе смертей – и, возможно, их сведения точнее. Это было наиболее эффективное массовое истребление со времен бомбардировок Хиросимы и Нагасаки.

Введение

В небольшом южном горном городе Гиконгоро вечером отключили электричество; бар «Гест Хаус» был освещен полудюжиной свечей, и в глазах трех солдат, пригласивших меня выпить пива, метались блики оттенка красного апельсина. Единственный бокал передавался по кругу, и мне предстояло отпить из него последним – ритуал, показывающий, что травить гостя не собираются. Солдаты были слишком пьяны для беседы, но затесавшийся в их компанию штатский, мужчина в блестящем черном тренировочном костюме, похоже, был полон решимости продемонстрировать свою трезвость. Он сидел с напряженно выпрямленной спиной, сложив руки на груди, и глаза его застыли в жестком прищуре, высокомерном и оценивающем. Он спросил, как меня зовут, на жестком, невыразительном «роботизированном» английском, точно и резко выговаривая каждый слог.

Я ответил:

– Филипп.

– Ага! – Он сжал мою ладонь. – Как у Чарльза Диккенса.

– Там был Пип, – поправил я.

– «Большие надежды», – старательно выговорил он. Выпустил мою руку. Поджал губы и уставился на меня серьезным, без тени юмора взглядом. – Я – пигмей из джунглей. Но я учился английскому у англиканского епископа.

Свое имя он так и не назвал. Солдат, сидевший рядом со мной, который все клонился вперед, опираясь на магазин своего автомата, перевернутого «кверху брюхом», вдруг задремал и сложился пополам, потом вздрогнул, проснулся, улыбнулся и глотнул еще пива. Пигмей не обратил на него внимания.

– У меня есть убеждение, – объявил он. – Я верю в принцип хомо сапиенс. Ты меня понимаешь?

Я рискнул высказать догадку:

– Вы имеете в виду, что все человечество – единое целое?

– Такова моя теория, – кивнул пигмей. – Таков мой принцип. Но у меня есть проблема. Я должен жениться на белой женщине.

– Ну почему бы и нет… – пожал я плечами. Потом, немного подумав, добавил: – Но зачем, раз уж все мы одинаковы? Кому какое дело, какого цвета кожа у вашей жены?