Мы взлетали, как утки... (СИ)

  Закрыл за собою дверь, подошел к столу и передал слова Сталина. Мне показали мое новое место. В кабинет больше никого не направили. Послание большое, так что можно и перекурить. Показал папиросу секретарю. Поскребышев это или нет - не помню. Наверное - он. Тот мотнул головой, разрешая курить, и мой дым смешался с маршальским! Круто, сижу, курю у кабинета Сталина. А под ложечкой подсасывает, кроме завтрака перед полетом, ничего не ел с утра. Папироса кончилась, хоть я ее и пару раз по-новой поджигал. Ответа нет. Звонков оттуда тоже нет. Наконец, Секретарь снимает трубку, кстати, все без звука, видимо, лампочки, отсюда не видно. Повесил трубку, и кому-то позвонил. Так несколько раз. Сижу, больше курить не хочется. Тянет поспать, и поесть. Еще раз жестами напомнил о себе, Секретарь махнул рукой, мол, сиди, сидеть тебе еще долго. Влип. Прошел час, появились новые люди, а нескольких человек секретарь подозвал к себе и отправил куда-то из кабинета. Вошел комиссар второго ранга, протянул руку секретарю, потом обернулся и сел рядом со мной.

  Я попытался встать, но он остановил меня.

  - Армейский комиссар Щербаков, товарищ Шкирятов, мне звонил товарищ Мехлис, и приказал обеспечить Ваше пребывание в Москве.

  - Моя жена и стрелок-радист Голубева Аксинья Сергеевна находится на Центральном аэродроме. Ищет место, где командированным можно остановиться. А меня отсюда не выпускают. Жду ответа товарища Сталина.

  Шербаков написал на листочке несколько строк, и махнул кому-то рукой, на ухо что-то сказал подошедшему, и передал записку.

  - Товарищ Шкирятов, внизу Вас будет ждать машина Политуправления и тот старший политрук, который сейчас выехал за Вашей женой. Ждем вас у себя. Не прощаюсь. - он протянул руку, мы обменялись рукопожатиями, и он вышел. Вошли еще люди, которых сразу направили в кабинет. И трое из находившихся в кабинете тоже. Из-за слабого освещения лица сильно меняются, и я из них никого не узнал.

  Вдруг, после снятой трубки, рука секретаря указывает на меня и направляет меня к двери.

  - Лейтенант Шкирятов прибыл по Вашему приказанию.

  - Знакомьтесь, товарищи, лейтенант Шкирятов, Сергей Петрович, на самолете 'ЦКБ-57', переделанном в полевых условиях в самолет 'ЦКБ-55', сбил лично 26 самолетов противника за два боевых дня. А его товарищи, у них еще один такой же самолет, а остальные - 'Ил-2', 'Чайки' и 'МиГ-3' - еще тридцать шесть или тридцать восемь машин. На земле группой товарища Шкирятова достоверно уничтожена полковая колонна противника, более тридцати самолетов противника на аэродроме в Рагнаре, шесть стационарных железнодорожных и автомобильных мостов и несколько переправ. И все это потому, что товарищ Шкирятов использует нестандартные приемы и вооружения, заявку на их изобретение и практические разработки он подал во все инстанции, но, эти вооружения остались на бумаге, а вместо перспективного и хорошо защищенного штурмовика 'ЦКБ-55' был принят на вооружение совершенно ошибочный проект одноместного самолета 'Ил-2', который не позволяет в полном объеме использовать даже имеющиеся боеприпасы, и которых мы за три дня боев потеряли более трехсот. А группа товарища Шкирятова действовала активно, наступательно, эффективно, сорвала наступление немцев на участке от Тильзита до Ковно, и при этом не имела потерь в самолетах-штурмовиках, потеряно только два самолета И-153 22-го июня и три истребителя - 23-го. Что скажете, товарищи руководители ВВС и НКАП? Кто приказал принять на вооружение самолет не соответствующий техническому заданию на него? Кто тормозит в НКБ прием на вооружение новых видов боеприпасов. Кто допустил разгром нашей фронтовой авиации в первый же день войны? Товарищ Шкирятов, помогите товарищу Жигареву восстановить картину дня начала войны?