Мы взлетали, как утки... (СИ)

  Она взяла спички, выщелкнула 'Герцоговину Флор' из свежеоткрытой коробки, и спустилась на кухню, довольно долго отсутствовала, изредка чем-то гремя внизу, появилась с подносом в руках, и в одной шелковой сорочке.

  - Не ругайся и не уходи, командование и так в курсе. Нам дали время, и провести его надо так, чтобы это запомнилось. Попробуй, это вкусно. Это - картач, не знаю, кто делал, но это - нечто. Я попробовала, очень понравилось, особенно с этим грибным соусом. Что сидишь, как на у тещи на блинах, у меня в рюмке - пусто!

  Да, на поле явный цугцванг: как не поступишь, и что не сделаешь, все плохо. Надо было уходить раньше, но телефон на кухне. Здесь, в комнатах, связь отсутствовала, а задержанную одну не оставишь. Впрочем, мне неудобно только из-за Аксиньи. И задавись оно все навозом. Все на это и рассчитывали. Будем есть картач. Это жареные пельмени, только не с одним мясом, а с комбинированным фаршем, и в кружок их не сворачивают, и внешне они напоминают чебуреки или, даже больше похоже, вареники.

  Но, прежде чем перейти к финальной части встречи, с картачем во рту, закусывая коньяк, я спросил у Кристины, или как там ее зовут:

  - Ну, хорошо, мы вывели из расстановки Спеховича, но операция незакончена, нам требуются люди и действия в Варшаве. Кто сможет из разведки Польши провести эту операцию?

  Кристина пальцем стряхнула мне с уголка рта какую-то крошку, приподнялась и поцеловала меня, пытаясь уйти от ответа. Я придержал ее за талию и чуть придавил, чтобы она села на место. Она ухмыльнулась, потом почесала себе мочку носа согнутым пальцем:

  - Ладно, снявши голову, по волосам не плачут! В первую очередь, необходимо отстранить от передатчика надпоручника Хмелю, он - немецкий агент, все что передает рано или поздно становится известным немцам. В середине передачи должна отсутствовать одна точка. Присутствие всех, или более одной пропущенной - знак работы под контролем. Среди остальных сотрудников миссии еще Ольшевский находится под подозрением, но по картотеке 'немцем' не проходит. Всю работу Борута-Спеховича может выполнить только подпулковник Розумовский. Он не любит русских, точнее, большевиков, он - русский граф, но немцев он не любит больше, и не предатель по натуре. Теперь твоя душенька довольна? Да, я работаю на русских, они помогут нам освободить нашу Польшу. И помощи ждать больше не от кого. Я пошла одеваться, пан генерал.

  Обиделась. Я задержал ее руку. Она попыталась вырвать ее, у нее не получилось, она села и расплакалась.

  - Я не хочу, не хочу больше быть агентом, ты что, не понимаешь? Я не хочу этой грязи, подглядываний, перешёптываний, шифровки донесений. Это для тех романтичных идиоток, какой была я, пять лет назад. Меня, графиню Валевску, превратили в 'польскую шлюху', как сказал мне 'Вольтер', и всем позволено меня бить, пользовать и даже насиловать. Я очень хотела просто уйти, беременность казалась мне самым честным выходом из ситуации, мол на беременную никто руку не поднимет. Еще как! Впрочем, я сама виновата! Надо было не врать Спеховичу, что это случайно получилось, а сказать правду, тогда бы меня занесли в группу 'В', и не стали бы препятствовать. Таких у нас не держат. Но, и тебе я стала не нужна как женщина, тебе нужен 'агент'.

  - Мне требуется довести операцию до самого конца, без твоей помощи нам не обойтись. Ты их всех знаешь, а мне приходится придумывать подстраховку на все случаи жизни. С тем же домом: это случайность, чистая математика: требовался объект, находящийся на строго определенном пеленге от основной цели, за периметром непосредственного охранения и на определенной дистанции. Взял линейку и циркуль, и на этом доме две черточки сошлись. Дал команду Боруту-Спеховичу: выйти на командование партизан и обеспечить подсветку этого дома. Все. Я не приказывал его сжечь, тем более, вместе с людьми. Договаривайтесь, уводите людей, а если там немцы, значит, жгите вместе с ними. Он 'согласился', я не стал готовить группу, это не город, там разведгруппа может свободно сработать, что и было сделано. Но, за шесть часов до начала операции мне СЛУЧАЙНО становится известно от бывшей любовницы, что операция находится под угрозой полного срыва. Пришлось сбрасывать 'зажигалки', без выяснения кто и что. Другого выхода у меня не было. Это не игра, это война. И у меня спрашивать не будут: почему я не учел возможность предательства со стороны поляков. Меня предупреждали об этом, что все может быть, значит, обязан был предусмотреть. У меня был единственный шанс, и я его использовал.

  - Я видела. У тебя здорово это получилось. Боруту ты просто размазал. - она опять полезла обниматься, целоваться и плакать. Что на самом деле происходило у нее в душе, я не знаю. Возможно, это была игра, возможно, нет. Она не стала предохраняться, скорее всего, рассчитывая с помощью Панфилова и меня, выбраться из ловушки, в которой сама и оказалась. Я спросил ее утром об этом.