Мы здесь есть

Они не хотят, чтобы мы им что-то дали, – понял Глеб. То, что мы можем дать – помощь, поддержку, исправление планетарного ущерба – они хотят взять у нас сами… Не хотят добрых землян-прогрессоров. Хотят быть в своем праве, при своей силе – как же это важно разумным существам! И даже землянам – стоит вспомнить истерики про Странников…

Так он отвлекал себя, пока к его лицу приближались острые когти Усо – в ее глазах чудилась Глебу стылая горечь самки, потерявшей детенышей, и разумной женщины, смотревшей, как умирают любимые. Ему казалось очень важным сохранить выдержку, не кричать и не дергаться, раз уж ситуация безнадежная, так пусть останется хотя бы человеческое достоинство. А потом горячее полоснуло по глазам, тело отозвалось первобытным ужасом «меня калечат! меня нарушают!» – Глеб кричал и извивался в крепких лапах Ваала, а потом все исчезло.

В темноте кто-то тихо плакал, поскуливая.

– Кто здесь? – пробормотал Глеб по-русски, не понимая, почему темно – ведь он проснулся и открыл глаза. Потом вспомнил. Резко сел. Голова болела ужасно, в глазницы будто огня залили.

– Нииру, – прогудела темнота.

– Нииру… – Глеб облизал сухие губы, пытаясь вспомнить слова – мнемокристаллов не было. – Нииру, аутаа… Помоги!

Ему надо было выбраться отсюда. Терять больше было нечего, совсем нечего. Он хотел домой.

К маме – и заплакать.

К Марте – и согреться.

К специалистам Комкона – умным, опытным, поднаторевшим в прогрессорстве и непростых ситуациях. Хотел, чтобы боль и сложности закончились, чтобы все стало просто и хорошо, как раньше. Он чувствовал, будто его резко выдернули из веселого категоричного детства во взрослую жизнь – где не было простых выборов, а было какое-то всеобщее страдание и зло под солнцем.

– Нииру, аутаа… Мииса олее? – надо понять, где он сейчас находится. – Олее?

– Вакеаа…

Жестокая комната… Глеб дернулся – встать, нащупать ориентиры, перелезть барьер, сгруппироваться и прыгнуть вниз, в воду, будь что будет – но ноги его оказались крепко связаны. Попробовал поползти – но веревки оказались к чему-то привязаны. Глеб дергался, как потревоженная гусеница, и крепко приложился лицом об пол. Боль ошпарила голову, он почувствовал, как из глаз снова заструилась кровь.

Мартынчик вдруг вздохнул совсем по-человечески, будто решаясь, и Глеб почувствовал на щиколотках его острые когти. За несколько минут он, пыхтя, разодрал Глебовы путы.

– Глееб, – позвал он. – хууолелиии…

Глеб не знал, что это значило. Ниири, вздыхая, убежал. Стало очень тихо.

Щупая перед собою, Глеб дополз до первого препятствия, поднялся, шаря руками. Перед ним была каменная ванна. Поднялся, ощупал ее – пустая, сухая. Он помнил, как они располагались, но не знал, у какой именно сейчас стоял. Глеб составил трехмерное геометрическое уравнение и пополз к следующей – если в ней русалка, то он в передней трети зала, и до барьера – рукой подать. Глеб едва не промахнулся мимо, задел основание ногой, уже миновав. Поднялся, почувствовал под руками прохладную воду, живое тело. Нащупал стержни в русалкиной голове, морщась, вытащил. Русалка молчала, будто у нее не было сил говорить.

– Как тебе помочь? – спрашивал Глеб. – Что мне сделать? Я ухожу отсюда – хочу попасть к твоему народу. Помоги мне. Помоги себе.

Русалка молчала – Глеб услышал лишь отголосок тяжелой, беспросветной грусти, усталость, в которой разум больше не мог говорить. Он погладил ее по руке. Добрался до следующей лохани – пусто. Теперь он знал, где он в зале, с точностью до метра, и не пополз, а пошел вперед – вытянув дрожащие руки, щупая пространство перед собою. Нашел вторую русалку. Вытащил стержни.

– Спасибо, Глеб, – тихо сказала та. – Тебе не нужно задерживаться ради нас. Это ничего не изменит при твоей встрече с моим народом. Они помогут тебе. Я бы помогла – встретив тебя, когда свободно жила в океане, когда гуляла в цветных лесах, рисовала на песке, собирала Пищу… Мы пели с сестрой, это было красиво… Теперь она далеко.

– Нужно, – ответил Глеб. – Иначе нельзя.

И он с усилием вытащил русалку из каменной лохани, потащил, тяжело дыша, к обрыву над морем. Неизвестно, переживет ли она падение. Неизвестно, переживет ли он сам. Но так, как сейчас, – никак нельзя больше, ни минуты больше нельзя.

– Стой, – сказала русалка. Глеб остановился резко, голова закружилась, он пошатнулся и чуть не упал. – Я вижу, что ты хочешь упасть со мною вниз, закрыть меня собою от удара о воду. Но я прыгну сама. Возьми мою сестру. Прошу.

– Эта, в воде, – твоя сестра? – удивился Глеб. – Ты сказала, что она далеко?

– Она далеко, – грустно ответила русалка. – Но если выживет, то, может быть, сможет вернуться…

Голова у Глеба слишком сильно кружилась, он положил русалку на широкий каменный барьер и пополз обратно на коленях. Два раза падал, поднимался с трудом. Добрался. Поднял. Она оказалась гораздо легче, будто бы вся иссохла внутри, Глеб смог донести ее до края.

– Я слышу, как они приближаются, – сказала вторая русалка. – Их двое. Идут смотреть на тебя и спариваться с нами. Поспеши, Глеб. Будь удачлив, Глеб. Прощай, Глеб.