Мы здесь живем. Том 2

Больше мне от него ничего не удалось услышать. Пробовать ловить кого-нибудь из Управления, чтоб выяснить, — мало надежды, так как вечером никого из Управления в нашей зоне обычно не бывает.

В этот же вечер мне еще многие зэки, вернувшиеся с работы, передавали, что видели мою родственницу около вахты.

Так я и не получил свидания. А моя родственница уехала ни с чем.

Я решил все же до конца выяснить этот вопрос. Поймал как-то в зоне зам. начальника Управления, майора по кличке Губа. Так его звали и зэки, и надзиратели за изуродованную губу. На мой вопрос о запрещении свидания он ответил, что ничего не знает. И взялся мне объяснять, что свидания разрешает или не разрешает только начальник лагеря. Никому другому, заверял он меня, не дано права решать этот вопрос. Только начальник лагеря или его заместитель. А Управление тем более не может отказать. Управление вот разрешить вопреки отказу администрации лагеря может. А отказать — нет!

— Значит, мне отказано в свидании начальником лагеря?

— Да. И никем другим.

Через несколько дней я улучил момент, когда в штабе, в кабинете начальника лагеря, вели прием зэков по личным вопросам одновременно и Иванов, и Медведько.

Я им напомнил, как они мне сами вот так же вдвоем объясняли положение о свидании.

— Почему вы мне отказали в свидании, сначала убедив и заверив, что разрешите? Даже объясняли, что обязаны будете дать?

— Мы не отказывали. И вообще мы ничего не знаем, — пытались они вначале отделаться от меня. — Это в Управлении отказали. Мы же вам, Марченко, объясняли именно так.

— Да, вы мне именно так и объясняли. Но только сегодня вы говорили, что вообще ничего не знаете, а через десять минут тут же сказали, что это Управление. А вот я обратился к зам. начальника Управления, и он мне сказал, что не Управление, а именно вы лишили меня свидания.

И завертелись зам с начальником. В конце концов заговорили по-другому:

— Да, да, конечно, по новым правилам администрация может разрешить заключенному свидание не только с близкими родственниками, но и с иными лицами. Но только если она будет уверена, что это свидание будет способствовать перевоспитанию осужденного.

— Короче говоря, вы отказали в свидании?

— Какая разница, кто отказал? — завертелись они снова.

Так ни с чем я и ушел от них.

Уже выходя от них, я еще раз спросил:

— А чего же вы ничего этого не говорили, когда я у вас спрашивал? Я бы и не писал, чтобы ко мне ехали.

Они промолчали.

А я вышел.

* * *

К весне ко мне приехала на свидание Ира Б.[37]

Но результат был тот же, что и зимой.

Я работал все там же, на дровах УЖД. Однажды перед самым обедом к нам на работу пришел офицер дивизиона и велел конвою снимать бригаду и вести в зону. Зэки были удивлены: бригады с работы снимают очень и очень редко. Все были рады, что к обеду будут в зоне, и только гадали: «В чем же дело?»

Но и в зоне мы ничего не узнали. Никто ничего ни нам, ни бригадиру не объяснил. На следующее утро меня опять не выпустили на работу, а вся бригада ушла. Вот это-то и подсказало мне, что ко мне снова кто-то приехал. Это же мне подсказывали и зэки, знавшие о первой моей истории со свиданием.

Вечером, когда бригады вернулись с работы, мне несколько человек сказали, что ко мне приехала на свидание родственница.

Интересно, что зэки из моей бригады мне тоже об этом сказали, но с просьбой не рассказывать никому, что я об этом узнал от них. Оказывается, старший лейтенант Сирик — кум нашего лагеря, приходил на работу к моей бригаде и предупреждал бригадира и бригаду, чтобы мне ни слова не говорили о том, что ко мне приехали на свидание. Позже, дней через десять, бригадир мне сам признался в этом.

— Только не подводи меня, — просил он, — не проговорись, что это я тебе сказал. Ведь эта сволочь (он имел в виду Сирика) сгноит меня потом.

Дня два меня не выпускали за зону на работу — именно столько, сколько Ира Б. находилась в поселке. Она знала из моих писем, отправленных мимо лагерной цензуры, где и в какой бригаде я работаю. Она легко нашла мою бригаду, видела ее, но меня там не было. А Сирик, как рассказывали зэки (как мои бригадники, так и бесконвойники), шнырял за ней тенью, не спуская с нее глаз. Он прятался от нее за углами домов, за заборами и штабелями дров.

А солдаты рассказали, что слышали и видели они. Иру встретили еще на местном аэродроме. Только она сошла с самолета, как к ней подошли и стали расспрашивать: куда едете, к кому едете, зачем едете. Она, как мне рассказали те же солдаты, попробовала схитрить, чтобы от нее отстали, и сказала, что едет к родственнику на свидание, но не в лагерь на Красном Берегу, а в соседний поселок, в котором тоже есть лагерь. Ей, конечно, не поверили и все время строго следили за каждым ее шагом. Мне кажется, что за ее поездкой ко мне следили еще из Москвы.

После этого меня больше вообще не стали выпускать на работу за зону и определили на работу в ремонтную бригаду, которая занималась ремонтом лагерных бараков.

В основном я работал в паре с печником. Ходили мы с ним по баракам и ремонтировали печи.