Мы здесь живем. Том 3

Медовый месяц Востока и Запада — первый месяц после Совещания в Хельсинки — показал Западу, что Восток отнюдь не намерен пунктуально выполнять основные принципы сотрудничества (а мы, на Востоке, это знали заранее). Разочарование Запада велико. Но не окончательно, ведь назначен испытательный срок в два года. Вот тогда Запад предъявит Москве длинный реестр нарушенных обещаний и весь мир убедится в вероломстве социалистического лагеря… Как бы не так! Запад даже представить себе не может, какая лавина обвинений обрушится на него через два года, в каком океане вздорных мелочей, беспредметных выяснений, пустозвонной фразеологии ему придется барахтаться: Запад клеветал, разжигал, предоставил убежище, отказал в помощи и т. д.; что подтверждается — показаниями А., разоблачениями Б., обвинениями В… Имело место вмешательство в дела СССР: советолог А. извращал, кремленолог Б. возвещал, «Нью-Йорк тайме» допустила выпад, «Монд» опубликовывала, «Ньюс-Уик» умолчала… И вообще на Западе силы «холодной войны» (временно, конечно) одержали верх над силами прогресса.

И снова завертится та же карусель — и будет вертеться до тех пор, пока мы либо сумеем одолеть Запад в войне, либо постепенно будем отрывать от него кусок за куском, либо — что тоже весьма вероятно — методами «разрядки» внесем в него экономический хаос, политическую неустойчивость, нравственное разложение — то есть, так или иначе, «схватим Запад за шиворот».

Заключение

Иностранцы, посещающие Советский Союз, — туристы, общественные деятели, политики — легко убеждаются в миролюбии советских граждан. Это впечатление не ложное: как бы глубоко вы ни заглянули в глаза русского, вы не увидите в них и тени агрессивности (разве что спьяну). Агрессивность не свойственна русскому национальному характеру.

Государство ведет активную антивоенную пропаганду: пресса, радио заполнены лозунгами о мире. Литература, хотя и героизирует ратный подвиг, в основном рассказывает о тяготах войны. Последняя война еще жива в памяти не только военного, но и следующего за ним поколения как время потерь, разрушения, голода, как причина многолетней нищеты и лишений.

Правовая норма предусматривает строгую кару за пропаганду войны как за тяжелое государственное преступление. И это, вероятно, единственная «политическая» статья Уголовного кодекса, которая бездействует, — некого карать.

«Хотят ли русские войны?» — Нет, не хотят, на самом деле не хотят. Мы, в общем, народ добродушный.

Но послушный.

«Мы готовы выполнить любое задание партии и правительства», — рапортуют космонавты после полета. Сегодня это задание — пожать руку и сказать по-английски «здрасьте» американскому коллеге; а завтра? Сегодня — обаять весь мир широкой русской улыбкой; а вчера?

Летом 1968 года газеты заполнились грозными окриками, адресованными чехам, угрозами применения силы (это не квалифицировалось как пропаганда войны). Нескольких недель такой «артподготовки» оказалось достаточно, чтобы в стране создалось всеобщее мнение (то есть, конечно, не без исключений, но, как правило, негласных): чехов надо наказать за непослушание. Публика не вникала в вопросы о причинах «непослушания», о формах его проявления. «С жиру бесятся» — а ведь «мы их освободили», «мы их всех кормим».

Если бы чехи оказали вооруженное сопротивление — была бы мгновенная вспышка ненависти и озверения, как это было в Венгрии в 1956 году. А так добродушный русский солдат добродушно убирал яблоки (как будто за тем и пришел в Прагу на танке), заигрывал с девушками и искренне недоумевал, почему чехи к нему недоброжелательны?

Так что пусть добродушие и миролюбие русских не слишком обнадеживают гостя, постигающего Россию на туристских маршрутах в эпоху разрядки.

Имея такое население, да к тому же еще под нынешней диктаторской системой управления, советское правительство может позволить себе любую мирную пропаганду. Оно уверено, что лозунги о мире задержатся в сознании подданных только до выдвижения официальных лозунгов противоположного направления, не дольше. А если кто обладает памятью чуть большего объема — так «есть у нас, слава богу, наше КГБ» (слова поэта С. Михалкова).

Однако коротка память и у тех, кто нашему КГБ неподвластен.