Если кто-нибудь из особенно равных захворает — лечение ему обеспечено тоже особенное. Будут и место в отдельной палате, и дефицитные лекарства, и питание не на полтинник в день, как для любого рядового больного.
Они разве только понаслышке знают, есть ли в магазинах мясо или молоко. Все нужное им доставляют на дом, и для них всегда все есть — от продуктов до книг.
Таким образом, принцип оплаты по труду превратился в принцип распределения по услугам государству, по месту в государственной иерархии. Иерархичность пронизывает все наше общество. При постоянной нехватке самого необходимого этот принцип доходит до смешного. В нашем поселке существует еще несколько систем снабжения, кроме снабжения начальства. Лесорубам продают полушубки, а остальным жителям сибирского поселка — только если останутся. Сегодня в магазин для работников БАМа привезли яйца; заводским рабочим выдают только тушенку — выдают прямо на заводе, чтобы не словчили получить посторонние. Пенсионеры не получат ни того, ни другого.
Полушубок можно заменить телогрейкой; но ребенку яйцо картошкой не заменишь.
В женском общежитии на БАМе «нет самого необходимого: кухонного стола, ковриков над кроватями, шкафа для белья. Спят девчата, укрывшись одеялами без пододеяльников. Их, оказывается, не только в этом, но и в других общежитиях нет, если не считать нескольких комплектов.
— Их мы выдаем лишь примерным жильцам. Тем, кто хорошо себя ведет, — пояснил начальник ЖКО А.Я. Остролуцкий».
Последний пример я взял из районной газеты «Коммунистический путь» от 7 мая 1977 г.
Итак, принцип иерархического распределения благ распространяется на все: от простыней до коттеджей с туалетной бумагой.
Такое положение трудящегося населения нашей огромной страны возможно лишь потому, что мы совершенно бесправны в своем доме. В СССР администрация, профсоюз, органы власти и репрессивные органы — все это звенья одной цепи, прочно сковывающей наш народ. Все организации, включая церковь, подконтрольны небольшой группе правителей и подчинены ей. Пусть опыт наших шестидесяти лет послужит предостережением другим народам.
Я могу понять тех американцев, которые не удовлетворены политическим, социальным или даже экономическим положением в своей стране. Я сочувствую их стремлению к лучшей жизни. Но когда я читаю восторженные корреспонденции ваших соотечественников о моей стране — мне хочется обратиться к ним со словами из нашей современной песни: «Если это вам завидно, можете прийти и рядом сесть». Рядом с моей печкой, рядом — на кровати без простыни, рядом — в общественном сортире (желательно зимой).
Я приглашаю к себе в гости в Чуну господ Майка Дэвидова, Гэса Холла и кого угодно еще вместе с их семьями. Если они согласятся, я буду оформлять для них официальное приглашение. Я приглашаю также любого делегата вашего съезда, кто согласен посетить меня, и прошу вас сообщить мне его имя для оформления официального приглашения.
Прошу принять мое приветствие съезду и хочу пожелать вам всем успешной деятельности на благо американских трудящихся, во имя дальнейшего процветания Соединенных Штатов.
пос. Чуна Иркутской обл., ул. Чапаева, д. 18
Марченко А., 1 декабря 1977 г.
Выступление перед американскими издателями
Уважаемые господа, устроители этой встречи!
Благодарю вас за эту встречу, осуществленную по вашей инициативе и вашими усилиями[22]
. Вместе с тем я хочу принести вам свои извинения за свою страну, за всех нас. Вместо того чтобы принять вас с русским гостеприимством, советские власти производят выбраковку гостей по экстерьеру и по уровню дрессировки, как на собачьей выставке; демонстрацию достижений в области духовной культуры они превращают в соревнования по выполнению команд: «сидеть!», «к ноге!». Плоды вашего труда уничтожают, вас, милостиво допущенных на книжную ярмарку, называют при этом пропагандистами фашистской идеологии. Это все делается не персонально от имени Брежнева или Стукалина — это делается от имени страны, то есть и от моего тоже. Поэтому мне стыдно и за страну, и за себя самого.Я слышал по «Голосу Америки», что вы оскорблены таким приемом, что некоторые из тех, кто собирался приехать, отказались от поездки, а вы, здесь находящиеся, обсуждали, не уехать ли вам из страны, унижающей достоинство человека. Вы решили на этот раз перенести унижение — ради граждан страны, непричастных к официальному хамству; вы не захотели конфликт с властями рассматривать как конфликт с народом. Вы отделяете государственную власть от людей под ней. Среди моих друзей есть такие, кто солидарен с вами. Мы ведь сами отделяем себя от «них», то есть от официальных лиц. «Они», а не мы, сажали и сажают писателей в лагеря, изгоняют из страны; «они» разваливают экономику в угоду идеологии; это «они» не впустили в страну ваших коллег и применили идеологическую цензуру к вашим работам. Мы-то тут при чем?