Когда она открыла дверь, снаружи никого не было, но женщина решила: не может такого быть, чтобы к тебе в дом стучались три ночи подряд и вместе с тем снаружи в самом деле никого не было.
Услышав внизу аккуратный шорох, она увидела у себя в ногах Тилли. Ее любимица стояла и смотрела на хозяйку снизу вверх, очевидно недоумевая, с чего вдруг толстуха мама на ночь глядя покинула тепло и уют их общего гнездышка.
– Мамочка просто ждет, – объяснила Талья и нагнулась почесать Тилли за ушками. – Иди домой, я сейчас вернусь.
Кошка то ли поняла ее, то ли не очень, однако, несколько раз нюхнув воздух, повернулась и ушла обратно в трейлер.
А писательница осталась стоять. Ждать она на самом деле не так уж и ждала. Чего ждать-то?
Но не уходила.
Спустя минут десять она услышала, как ее кто-то окликает. Голос доносился слабо, как и в первую ночь. Как будто зовущий явился из невесть какой дали и так утомился, что пока этот призрачно-тихий оклик был единственным, на что он способен.
Тем не менее на этот раз голос исходил не со стороны кладбища, а с другого направления – из-за дороги, оконечность которой уходила к крутым берегам речки. Расстояние примерно одинаковое, и звучание голоса, как и тогда, доносилось вполне отчетливо:
– Тэлли-Энн.
Слабо так, как будто с придыханием. Словно бы миг смерти закинул этого страдальца в такую даль, такую темень, что у него двадцать лет ушло, чтобы вновь добраться до родимого порога. А брел он в основном пешком, местами даже на четвереньках, за исключением, быть может, лишь того отрезка, где его до Рокбриджа подкинул на своем побитом внедорожнике Джордж Лофланд – некогда, может статься, приятель и собутыльник покойного.
– Я иду, – сказала женщина и, прикрыв дверь трейлера, двинулась по дороге. Она перелезла через цепь на ее оконечности и пошагала дальше по спутанным космам травы.
Несколько минут ушло на то, чтобы добраться до места, где тропа уходит влево, вписываясь в изгиб над каменистым склоном берега. Спуск начинался довольно сносно, но вскоре на пути все чаще стали попадаться низкие кусты и спутанная поросль. Талья какое-то время шла поверху, пока кустарник не сгустился так, что проще оказалось лезть сквозь него, чем искать заросшую тропу на трехметровом склоне. Да и
Кого она дурачит или развлекает? Она знала, кто это может быть, или, во всяком случае, знала, что это тот, кого она желала бы видеть. А иначе зачем вот так, ночной порой, пробираться в лучшем своем платье под набирающим размах ветром и льдистыми крапинами дождя? Уиллокс продвигалась споро, раздвигая перед собой лапы кустов. Впереди, чувствовалось, что-то начинало смутно вырисовываться.
– Тэлли-Энн.
Талья двинулась еще быстрее. А спустя примерно минуту послышался еще один звук, сливающийся с ветром, но идущий как будто бы с другого направления.
Похоже на смех. Но голос отчего-то высокий, похожий, скорее, на женский.
Талью охватила растерянность. Что, если это голос вовсе не Эда? Что, если какие-нибудь гадкие соплезвоны забрались в ее отсутствие к ней в дом, нарыли в старых дневниках то прежнее имя, которое она же и упомянула в каком-нибудь своем сентиментальном воспоминании о тех днях, когда жизнь ее была неизмеримо богаче и полней?
Что, если это чья-нибудь жестокая затея, что-то вроде игры?
Но тут она снова услышала свое имя. Талья с шага перешла на трусцу, оттесняя в стороны ветви, в то время как кромка берега начинала вдаваться в гущу деревьев. Было не вполне ясно, исходит ли голос с берега или же снизу, с узкой изломанной тропы возле речки. Но он был где-то неподалеку, и женщина постепенно приближалась к нему.
– Тэлли-Энн. Я вот он, здесь.
Она припустила не на шутку. Ноги вязли в пучках травы (один раз Уиллокс чуть не навернулась), и все-таки она, разрывая платье о колючую поросль, бежала все быстрее и все глубже в чащобу. Быть может, где-то там, на опушке, ее из последних сил ищет он, настолько изможденный, что не может добраться до нее, пасть к ней в объятия. Ищет и ждет, верит, что она подберется к нему сама. И она это доверие оправдает!
А затем она его увидела.
В тридцати метрах, там, внизу. Высокий мужчина с длинными волосами. Талья громко позвала его по имени, потом еще и еще раз. Она побежала быстрее, задыхающимся голосом выкликая, что идет, а сама отчаянно высматривала зазор в кустах, через который можно было бы устремиться к нему вниз по скосу.
Но тут впереди кто-то внезапно выступил из-за дерева: женщина. Высоченная, болезненно худая, со жгуче-рыжими волосами.
Она улыбнулась писательнице сухой змеистой улыбкой, от которой из-под ее губ обнажились темные острые зубы, и исчезла.
С пронзительным вскриком Талья потеряла опору и заскользила, а когда одна ее нога запнулась о какой-то не то корень, не то пенек, она уже полностью утратила равновесие и полетела вниз отвесно, безудержно.
Падала она совсем не как звезда.
Часть 3