Мы здесь

Медж подошел ко мне и окинул меня взглядом. В такой близости весь смысл давешнего ночного разговора с отцом Робертом как-то терялся. Передо мной стоял вполне осязаемый мужчина на четвертом десятке, крепкого сложения, со щетиной на скулах. Волосы каштановые, средней длины, глаза карие, с зеленинкой вокруг радужки… Никакой эфемерности: человек из плоти и крови, с сильным, ощутимым присутствием.

– Да, я осязаем на ощупь, – сказал он, словно читая мои мысли.

Как и в прошлый раз, когда я его видел, на нем были потертые джинсы и сорочка внапуск. Безусловно, человек с его укладом (уж не знаю каким) вряд ли меняет свой прикид часто. Вместе с тем одежда не смотрелась несвежей, помятой или заношенной, как бывает после бессменной носки несколько дней кряду. На пот ни намека – более того, не было вообще никакого запаха. Это свойство человеческого портрета мы обычно как-то упускаем, но стоит заметить его отсутствие, как внимание на это обращается уже само собой.

Не совсем понятно: то ли одежда на нем существует как-то обособленно, то ли она просто часть общего восприятия его личности.

– Я слышал уже две разных теории, и обе гласят, что на ощупь вас пробовать лучше не надо, – сказал я Меджу.

– Не знаю, кто там тебе и что говорил, – отозвался он, – да мне и дела до этого нет. Жаль, конечно, что ты напоролся на Райнхарта. Человек он скверный. Только наш мир до вашего не касается. И лучше тебе будет уйти.

– Я бы так и поступил, – ответил я. – Только это не значит, что Райнхарт теперь оставит в покое меня. Вчера вечером один коп сказал мне, что Райнхарт обычно доводит начатое до конца. Два дня назад он угрожал моей подруге. Мне это не нравится. Как и то, что во все эти передряги я впарился из-за вас, ребята.

– При чем здесь мы?

– А вот при чем. Не возьмись мы по просьбе одной из подруг Кристины выяснить, кто и зачем ходит за ней по пятам, мы б ни за что не состыковались с твоей знакомой. Я имею в виду Лиззи.

Глаза у Меджа сузились. Это как-то сразу бросилось в глаза (впору возрадоваться произведенному эффекту).

– Лиззи за кем-то ходила? – переспросил он.

– За Кэтрин Уоррен. Знаешь такую?

Неизвестно, от моих ли слов или от чего-то еще, но все поведение этого человека как-то разом изменилось.

– Такое бывает, – поспешил вмешаться Джефферс. – Вспомни вас с Дэвидом: ты ведь с ним даже общался лично. Разговаривал.

– Это не одно и то же, – резко сказал Медж. – И я ей про то говорил. Она же мне ни разу не обмолвилась…

– Да это просто хождение, – с успокоительной незначительностью стал уверять его отец Роберт. – Это не попытка установить контакт. Я уверен, в этом нет ничего серьезного.

В эту секунду послышался жестокий кашель.

Билли по-прежнему находился у стола, с кружкой в одной руке и очередной плюшкой в другой. Кусок, видимо, пошел ему не в то горло: парень силился его выкашлять, как кот пытается выплюнуть комок шерсти. Дело, казалось бы, несложное – подумаешь, кусочек теста попал в дыхательное горло! – но кашель становился все надрывней. Билли корчился, чуть ли не выворачиваясь наизнанку.

– Надо бы что-то сделать, – растерялся я. – Человек же давится!

– Да не давится он, – поморщился Медж.

Билли отвернулся от стола: глаза навыкате, лицо белое как мел. При этом, хоть и закашливаясь, он все равно пытался упихать себе в рот ту плюшку.

– Поздно, Билли, – покачал головой Джефферс.

Тот, похоже, не слышал. Он поднес ко рту кружку, с маниакальным упорством заглатывая кофе. Затор вроде как прочистился, и он заулыбался:

– Уф-ф, упало!..

И в тот момент, когда он глотнул кофе, что-то и впрямь шлепнулось на пол возле его ног. Я поглядел вниз: это было что-то неприглядно бурое, сырое.

– Это что за фигня? – изумился я.

Остальные меня проигнорировали. Я пригляделся и понял, что это разжеванный кусок плюшки с глазурью. А за ней сверху вниз плыли другие куски. Прямо сквозь тело Билли.

Он струей залил себе в рот кофе. Коричневая жидкость, беспрепятственно пролившись через его рот, лицо и туловище, лужицей выплеснулась на деревянный пол.

Джефферс забормотал что-то – текучий набор молитвенных фраз. Медж протянул руку Билли, который пристально посмотрел вначале на нее, а затем ему в лицо.

– Это оно? – спросил он испуганно.

– Боюсь, что да, – ответил его товарищ.

– Но это не было… О нет, так несправедливо!

– Твой друг на момент смерти был очень уж плох, – сказал Медж. – Вероятно, в нем просто немного оставалось.

– Так нечестно, – сказал Билли, шало озираясь, но не для того, чтобы бежать, а скорее в попытке вобрать в себя, запомнить все, что видел. – Нечестно.

Джефферс, нежно кивая, продолжал свою литанию.

– Да идите вы на хер! – выкрикнул Билли. – Вы ж ни хрена не понимаете!

Он попытался запустить кружкой в священника, но та лишь беспомощно упала на пол, даже не разбившись. Роберт и бровью не повел.

– Уходи достойно, – напутствовал Медж своего собрата, пожимая ему руку.

– Я не хочу, – запротестовал тот.

– Но ведь ты увидишь своего друга.

Билли замешкался:

– Ты так думаешь? Я попаду домой?