Мы жили среди бауле

Очень смешно, что в каждом маленьком почтовом отделении, куда я заходил, чтобы отправить письмо домой, во Франкфурт, поднималась горячая дискуссия между почтовыми служащими- сколько должна стоить отправка письма в ФРГ. Стоимость каждый раз оказывалась разной. Под конец я уже перестал спрашивать, а наклеивал ровно столько марок, сколько считал нужным (а именно — наименьшую сумму из всех, которые мне называли); и должен сказать, что письма всегда аккуратно доходили до адресата, причём без какой-либо доплаты. Между прочим, те же дебаты происходили и на почтамтах во Франкфурте каждый раз, когда моя жена пыталась узнать, сколько будет стоить отправка письма ко мне, на Берег Слоновой Кости…

Долгими вечерами, когда мы сидели втроём у лагерного костра, я беседовал с Джо на его «африкано-французском» наречии. Я заметил, что он, будучи христианином (чем страшно гордился), всегда упоминал не о «боге», а о «богах» («les Dieux»). Расспросив его поподробнее, я выяснил, что под этим он подразумевает «святую троицу», понятие, объяснить суть которого не так просто не только африканскому деревенскому парню. Джо страшно трогательно старался мне растолковать, что существуют две смерти: одна здесь, внизу, на земле, и если ты был плохим человеком, то смерть эта будет окончательной и вечной. Но после смерти все души становятся белыми; чёрных там не бывает. Он был очень удивлён, когда услышал от меня, что кроме чёрных и белых существуют ещё и жёлтые, и красные люди. Нет только синих и зелёных. Как у нас зимой замерзают реки, я сумел объяснить ему на наглядном примере льда в холодильнике; но вот как растолковать ему, что такое снег и снегопад, этого я нe знал. Я говорил, что у нас зимой с неба сыплется вода в виде хлопьев ваты и, падая на землю, остаётся лежать на ней белым покрывалом; что деревья сбрасывают листву и по полгода стоят голые; что во всех окнах у нас вставлены рамы со стёклами. Но ещё невероятнее казался ему, да и всем другим деревенским жителям Африки, рассказ о том, что мы не только не платим денег тестю за свою жену, а, наоборот, ещё получаем определённую сумму в виде приданого.

Судя по моему благосостоянию, всякий здесь считал, что у меня не менее десяти жён, и никого бы это нисколько не удивило. Удивляло их то, что я утверждал обратное.

— Но почему же у тебя только одна-единственная жена? — допытывались у меня неоднократно.

— Потому что нам нужно гораздо больше работать, чтобы прожить, — пытался я объяснить им этот невероятный факт.

— При нашем холоде ведь необходимо носить ботинки и одежду, да к тому же ещё тёплую, мы вынуждены покупать дрова и уголь, чтобы отапливать своё жилище. Но у нас не только холодно зимой. У нас и дни короче, не то что здесь, в Африке, где они круглый год подряд длятся по 12 часов. И нам приходится искусственно продлевать дни и жечь свет, который тоже стоит немалых денег.

— Я и двух дней не смог бы прожить в таких ужасных условиях, — объявил с полной уверенностью Джо, выслушав мой рассказ. — Я бы тут же умер.

Как-то однажды во время своего проживания в Бваке — нашей штаб-квартире во внутренних районах Африки, городке, где как-никак проходила узкоколейка, имелся вокзал, а также два кинотеатра, я решил сходить прогуляться в близлежащий лесок, расположенный в получасе ходьбы. Кругом пыльная степь, а тут — зелёный оазис, который так и манит прохладой своих высоких пышных крон.

И я пошёл. Но на полдороге меня догнал наш хозяин Абрахам и буквально за руку стал тянуть обратно:

— Бога ради не ходите в этот лес! Вернитесь сию же минуту! Его ни один белый не имеет права посещать. Может быть, на вид мы здесь и вполне цивилизованные, но я не могу вам поручиться, что, войдя в этот лесок, вы не схлопочете себе ядовитую стрелу или через пару дней не умрёте от какой-нибудь загадочной болезни. Лес этот — табу! Африканцы утверждают, что в нём живут боги.

Заметив мой недоверчивый взгляд, он принялся рассказывать мне историю фабрики, обгоревшие развалины которой виднелись на опушке леса. Судя по толщине стен, это некогда было крепкое солидное строение.