Мы жили в Москве

28-30 июля. Потсдам. Утром по улице марширует колонна вермахта. Те же мундиры, те же сапоги, тот же шаг. Те же каркающие команды. Жутковато. Подполковник В. жалуется: "Советские друзья встречаются с нами только Первого мая и Седьмого ноября на торжественных заседаниях. Пьем. Тосты "Дружба, дружба". Иногда танцуем с их женами, а они с нашими очень редко. Они в город в магазины ходят, а мы в их магазины пройти не можем".

...Советский городок. Старые Фридриховские казармы. Узорную чугунную ограду закрыли зеленым дощатым забором. Идиотская нелепость - снаружи проезжая дорога по холму, оттуда все видно - двор, садики, в окна квартир смотреть можно. Как объяснишь такое?

2 авг. Экскурсия вдоль стены. Экскурсовод - рыжий майор-саксонец, самоуверен, развязен, гордится, что его западная печать называет "Враль Эрих". Наш бывший фронтовой антифашист Ф. Дослужился до высоких чинов. Сперва казался мне сытым, самодовольным, ожиревшим. Выпили. Оказывается, и для него стена - нестерпимый ужас. Обрадовался, что я так же думаю. "А ведь эту стену строили и твои ученики, черный майор". Что мне отвечать? Но он: "Знаю, знаю, я тебя не виню, знаю, за что ты сидел".

...Долгий ночной разговор с Гюнтером. Упрямо доказывает необходимость стены: "Все врачи удрали, многие инженеры, мастера. Вот построим социализм, тогда и стену снесем".

3 авг. Людвигсфельде. Заводы автомобилей, раньше производили и самолеты. Эмиль К., тоже бывший мой ученик, жалуется: "Труднейшие проблемы на заводе после стены. Мы приняли несколько сот квалифицированных рабочих, они живут здесь, а раньше работали там, на Западе. Представь себе: приезжают на собственных машинах, требуют - дай им место, где парковаться. В цехах работают вдвое-втрое продуктивнее наших, реже курят и таким образом повышают нормы, снижают расценки. До драк доходило, наши им кричали: "Вы холуи капиталистов, и здесь подхалимничаете". А они нашим: "Лодыри, вас как баранов гоняют. Лодыри, потому и зарабатывать не можете". Труднейшие проблемы. Сейчас кое-как сглаживается. Наши прежние стали работать получше, эти новые - похуже. Уравнивается. Но ведь марксизм учит: социалистическое производство должно во всем превосходить капиталистическое". У меня не хватило мужества признаться бывшему ученику, что я уже так не думаю. Что, во всяком случае, наш социализм куда хуже.

4 авг. У Эрнста Буша. Он словно бы и не постарел, все такой же насупленно и насмешливо ворчливо-приветливый. В светлой комнате много книг, картин и звукозаписывающих устройств, магнитофонов, ленточных, пластиночных, вмонтированных в стеллажи и на отдельных столиках. Представляет молодую жену и двухлетнего сына, толстого, румяного. "Похож на меня?" Прокручивает старые песни, те самые, которые я слушал в 35-м году тридцать лет назад! - в Москве в клубе Тельмана, и тогда знобило от восторга, и уже после бисирования запомнил наизусть: "Друм, линкс, цвай, драй", и песню безработного, и брехтовскую "Балладу о мертвом солдате". Расспрашиваю о Брехте, говорит скупо. "Лучше я тебе спою, что такое брехтовская диалектика". И поет балладу о святой грешнице Ивлин Ру. Она хотела любой ценой добраться до святой земли. Взошла на корабль, обещав заплатить за проезд своим телом, с ней спала вся команда от капитана до юнги, и ее уже не хотели отпускать. Она утопилась, но в рай ее не пустили как блудницу, грешницу; и дьявол в аду не принял как святую, набожную богомолку.

"Это я сам музыку подобрал, ничего не придумывал, я даже толком нот не знаю, вспомнил мелодии двух старых матросских песен и соединил..."

5 авг. У Штриттматеров в Шульценхофе. Большой крестьянский дом. Деревянная мебель, много картин примитивистов. Конюшня. Белые "арабы" и коричневые лохматые пони.

Рабочий кабинет Эрвина - на чердаке над конюшней. Чудесные мне с детства знакомые крепкие запахи и звуки - похрустывание, фырканье, топтанье.

Эрвин - настоящий член кооператива. Он "владеет" лошадьми, кормит, пестует, школит. Но продает их кооператив для своих фондов. В деревне большие приусадебные участки, много цветников, но крестьяне сами не продают своих излишков, "торговля - не крестьянское дело. На то есть посредники". Это не запрет, это традиция. У дорог - высокие платформы для бидонов с молоком (собственность крестьян). Кооперативная ферма имеет свой транспорт. Ежедневно грузовик торгового посреднического кооператива забирает полные бидоны, оставляет пустые; раз в неделю шофер и грузчик - они же счетоводы-инкассаторы - расплачиваются с поставщиками. Никто никого не пытается обжулить. Кооператив доходный. Есть уже и своё начальство, и где-то повыше чиновники, но вот ведь, оказывается, возможны колхозы без голода, без крепостничества. Неужели оно только у нас как проклятье с допетровских времен?

* * *

В эти дни в Москве Фрида умирала. Лечили химией, временами наступало улучшение, и тогда мы надеялись на чудо.