Мы живём на границе

На дереве вниз головой был распят Лешка, второй Любкин брат, тринадцатилетний парнишка, которому на будущий год надо было в лагерь. Сергей видел сперва только его лицо, залитое засохшей кровью и пеной изо рта, по которому ползали мухи. Потом он увидел глубоко загнанные в скрещенные руки и ноги (прямо через кроссовки) альпинистские "костыли", почти скрытые распухшим телом. А еще потом – размашисто вырезанный на голой груди мальчика православный крест, черный и глубокий.

– Пошли!!! – заорал Сергей, сгоняя мух с лица Лешки. И отшатнулся – мальчик открыл глаза, мутные и куда-то уплывающие. Пошевелил губами, несколько раз сглотнул и сказал тихонько, но ясно:

– Боль-но-о… Любашку… увезли… в го… ры… – и опять закрыл глаза, но теперь Сергей видел, что он жив.

Сергей зарычал и стал пальцами, пачкаясь в сгустках крови, выдирать костыли. Мальчик начал кричать – Сергей придавил его локтем и рвал, тянул, тащил, пока не вырвал оба штыря. Потекла кровь, но вяло, Лёшка был без сознания уже давно. Не чувствуя боли в изодранных пальцах, Сергей взвалил его на плечи и поволок – мимо Федьки… вернее, того, что от него осталось… Поволок в станицу…

…Капитан Вишнепольский нашел атамана во дворе, где он под взглядами всей семьи, кроме старшего сына, стоявшего возле калитки, проверял рюкзак. Над станицей стоял сплошной крик – нерасторжимый на отдельные голоса крик гнева, ярости и горя. Следом за капитаном к калитке подошли двое откормленных бугаев в камуфляжах "ночка", с укороченными "калашниковыми" на бедре.

– Куда же вы собралась, Павел Петрович? – удивился капитан, останавливаясь на полдороге к крыльцу. Атаман мельком посмотрел на милиционера и ответил:

– Тут одна тропа. У них часа четыре форы, ну да мы их все равно догоним…

– Опомнитесь, Павел Петрович, – покачал головой капитан. – Сейчас не девятнадцатый век… Мне уже известны обстоятельства этого дела, более того – наши информаторы указали, что убийство и похищение совершены группой уголовников, бежавших из Пятигорска; сейчас они прибираются вглубь России, вся милиция ведет поиски их и девочки.

– Что-что-что?! – атаман выпрямился, подошел ближе и оскалился. – Мальчик совершенно ясно сказал…

– Мальчик перенес пытки и находился в полубессознательном состоянии, – перебил его капитан. – А вы собираетесь созвать вооруженную банду и идти карательным походом на земли, где только-только закончилась война и население едва-едва поверило власти! Разумеется, я уже сообщил правоохранительным органам сопредельного субъекта федерации… – успокаивающим голосом продолжал Вишнепольский. – Они тоже примут участие в поисках, но это не имеет смысла…

Глаза атамана стали непонимающими. Он моргнул и тихо спросил:

– Капитан, ты что, больной? Какой субъект федерации? Какие органы? Какая помощь в поисках?.. Уйди с дороги?

– Господин атаман! – Вишнепольский сузил глаза. – Я ожидал чего-то подобного. Мне отлично известно, какое количество оружия незаконно хранится в станице, мне известно и то, что вы все это покрываете. На южной окраине села разгрузился "урал" с ОМОНом. При попытке покинуть село…

– Станицу, – процедил атаман.

– При попытке покинуть станицу им отдан приказ применить силу! Мы не позволим вам бесчинствовать и бандитствовать!

– Ах, ты… – Павел Петрович двинулся было на Вишнепольского, но остановился и крикнул ОМОНовцам: – Мужики, кто ваш командир?!

– Специальным распоряжением отряд временно подчинен мне, – торжествующе объявил капитан. Атаман даже не поглядел на неге:

– Мужики! Ну вы русские или нет?! Пацана маленького убили, другого искалечили, девчонку украли, все трое из одной семьи! Ну…

Он осекся. С двух нажранных рях на него смотрели равнодушные глаза добротных американских боевых роботов. Вишнепольский засмеялся.

И тогда атаман заплакал.

– Сволочи, – сказал он сквозь тяжелые слезы, - за сколько ж вы Россию продали!?.

…Возвращение отца Глеба сопровождалось таким матом, что Сергей не поверил своим ушам. Илья Григорьевич при нем ни разу не матерился, что уж говорить о дочках, затихших на краю скамьи. Но вид вошедшего старшего Семаги был куда страшнее матерных слов – черное от гнева лицо, почти прорвавшие кожу скулы. Он тяжело бухнулся на стул.

– Дядя Илья… – начал Сергей. – А как же…

– А вот так же? – гаркнул тот. – Детей – их уголовники казнили. И на север ушли, там их и ищут. А чтоб мы мирных соседей не затронули – станицу с юга ОМОНом блокировали! – он снова выругался, треснул кулаком по стелу и тоскливо сказал: – Ну не стрелять же их, дураков… ведь русские… Ты чего смотришь, дура?! – заорал он на жену. – Водки неси!

Сергей встал и тихо скользнул в комнату Глеба.

Тот стоял у окна, повернулся на шаги – почтя такой же страшный, как отец, только лицо Глеба было опухшим от слез, но глаза глядели жестко и пристально.

– Слышал? – спросил Сергей. Час назад Глеб орал, цепляясь за отца: "Пап, возьми меня! С собой возьми! Пап, ну возьми!" – а тот молча и яростно отдирал его и в конце концов просто швырнул в угол. Сцена была тяжелая и страшная, Сергей не хотел о ней вспоминать.