Мы живые

– Не будем спорить. Я не спрашиваю тебя, можешь ли ты что-нибудь сделать. Я знаю, что можешь. Ты только скажи мне – «да» или «нет». Но знай, если твой ответ будет отрицательным, Виктор, между нами все кончено. В таком случае у меня нет больше сына. Хватит, Виктор, я и так простил тебе слишком многое.

– Но, отец, это абсолютно невозможно и…

– Виктор, я предупредил: если скажешь «нет», ты мне больше не сын. Подумай о тех потерях, которые мне пришлось пережить за последние несколько лет. Итак, я жду твоего ответа.

– Я ничего не смогу сделать.

Василий Иванович медленно выпрямился. Его застывшее морщинистое лицо не выражало никаких чувств. Он направился к двери.

– Куда ты? – спросил Виктор.

– Тебя это больше не касается, – сказал Василий Иванович.

Мариша и Ася сидели за столом в гостиной, уставившись на тарелки. Обед уже остыл, но они к нему так и не притронулись.

– Ася, – позвал Василий Иванович, – одевайся.

– Папа! – Мариша вскочила, с грохотом отодвигая стул, впервые за все время совместной жизни она обратилась так к Василию Ивановичу.

– Мариша, – мягко произнес Василий Иванович, – я позвоню через несколько дней… когда найду жилье. Пришлете мне оставшиеся вещи?

– Вам нельзя уходить отсюда, – Маришин голос дрогнул. – Без работы, без денег… Это ваш дом.

– Это дом твоего мужа, – поправил Василий Иванович. – Пойдем, Ася.

– Могу я взять с собой свои марки? – пробормотала Ася.

– Бери, если хочешь.

Мариша сидела на подоконнике, прижимаясь лицом к стеклу. Всем своим телом она содрогалась в глухом рыдании. Василий Иванович брел с поникшей головой, опустив плечи; в свете уличного фонаря Мариша поймала взглядом полоску белой шеи, которую не прикрывали ни черная меховая шапка, ни высокий воротник старого пальто; рядом, на пятках пробираясь через коричневую грязь, покорно плелась Ася; Василий Иванович держал ее за ручку, которая по сравнению с его огромной фигурой казалась совсем крошечной; к груди Ася бережно прижимала альбом с марками.

* * *

В последний вечер перед этапом Кира пришла в ГПУ на свидание с Ириной. На восковом лице Ирины застыла мягкая улыбка; она смотрела на Киру нежным, отсутствующим взглядом, по ее глазам было видно, что мыслями она была где-то очень далеко.

– Я пришлю тебе варежки, – пыталась шутить Кира, – из шерсти. Только предупреждаю, вязать их я буду сама, поэтому не удивляйся, если не сможешь их надеть.

– Нет, Кира. Лучше пришли мне свою фотокарточку. Это будет забавно: Кира Аргунова за спицами!

– Кстати, – заметила Кира, – ты так и не подарила мне обещанную картину.

– Да, ты права. Все мои картины забрал папа. Скажи ему, чтобы он отдал тебе ту, которая понравится. Объясни ему, что я велела. Но все равно это будет не то, что я тебе обещала. А обещала я тебе настоящий портрет Лео.

– Подождем до твоего возвращения.

– Мне это приятно слышать, Кира, – попробовала улыбнуться Ирина, – только я не маленькая и все понимаю. Я не боюсь. Помнишь, как отправляли в Сибирь студентов университета. Никогда они уже не вернутся. Цинга или чахотка свалят их… Я готова к этому.

– Ирина…

– Успокойся, не будем давать волю чувствам, даже если видимся мы с тобой в последний раз… Я хотела спросить тебя, Кира. Если хочешь, можешь не отвечать. Просто мне любопытно: что у тебя с Андреем Тагановым?

– Вот уже около года я его любовница, – пояснила Кира. – Так получилось, что тетя Лео в Берлине никак не…

– Я так и полагала. Бедная ты, Кира. Еще не известно, кому из нас нужно запастись мужеством.

– Мне будет страшно только в тот роковой день, когда я сдамся. А этот день никогда не настанет.

– А я уже сдалась, и все равно ничего не боюсь. Я только хочу понять одну вещь. Но мне кажется, никто не сможет объяснить мне этого. Ясно, что меня ждет смерть. Я все понимаю. Но не могу до конца поверить в это. Все так странно. Сначала жизнь тебе кажется чем-то очень дорогим и необыкновенно прекрасным, подобно священному сокровищу. А теперь, когда моя жизнь на исходе, никому до этого нет никакого дела. И что самое главное – никто не хочет понять, что значит для меня моя жизнь, это мое сокровище, и что в ней скрыто нечто, что обязательно надо понять и оценить. Откровенно говоря, я и сама не осознаю всей ее ценности. Нам всем нужно в чем-то разобраться, Кира. Но в чем? В чем?

* * *