– Никто не хочет здесь задерживаться, – сказала Эйра. – Остаются только те, у кого здесь семья, корни, воспоминания. Потому что они жить не могут без охоты и рыбалки, леса и реки. Остаются, если создают семьи и хотят, чтобы дети могли носиться по приволью, но не для работы. Ты можешь проторчать здесь тридцать лет и все равно остаться офицером полиции. А если мечтаешь сделать карьеру, то имей в виду – должность начальника местного отделения освобождается раз в пятьдесят лет.
– Мне здесь, пожалуй, нравится.
– Да ты с ума сойдешь.
– Здесь есть спокойствие, которого я больше нигде не встречал. Близость к природе. Ощущение, что вдыхаешь кислород в чистом виде. А еще этот свет…
– Ты еще не видел, что творится здесь в ноябре, и не знаком со здешней зимней тьмой. Ты никогда не замерзал в январе, сидя в машине, которая не заводится.
– Можно ведь прижаться друг к другу, – сказал он и рассмеялся, сжимая ее бедро.
– И что подумает об этом твоя девушка?
– Я же говорил, мы не относимся друг к другу, как к собственности.
– Нет, нет и еще раз нет.
И, чтобы не углубляться дальше в эту дискуссию, Эйра включила радио. Передавали «Летнее мучение» в стиле рэгги, которому уже несколько лет стукнуло. Август подпевал, барабаня в такт пальцами по опущенному стеклу.
Голос у него был что надо. Эйре сделалось не по себе от сквозивших в нем беспечности и беззаботности, словно ее напарник предпочитал жить только настоящим, отбрасывая в сторону все, что казалось ему ненужным.
Она сбавила скорость и свернула на узкую дорогу, которая, круто поднимаясь, шла через горный хребет.
– Разве мы не собирались вернуться в Крамфорс? – спросил Август.
– Собирались, но так быстрее. Не волнуйся, много времени это не займет.
По ту сторону хребта их взгляду открылась небольшая зеленеющая ложбина. Своими волнистыми лугами, пасущимися коровами и редко разбросанными там и сям небольшими фермами она напоминала пейзажи Альп, и Эйре это нравилось.
Прямая, усыпанная гравием дорога вела к дому на опушке леса. Лужайка перед домом была подстрижена, но в остальном все указывало на то, что строение уже давно пустует. Покосившийся во многих местах дощатый забор, поблекшая от солнца и ветра краска. Эйра с удовольствием отметила птичье гнездо в печной трубе.
– Ты собралась купить дом или хочешь просто потискаться? – спросил Август.
Эйра заглушила мотор и вышла из машины.
– Сказать по правде, – проговорил он, вставая позади нее и разглядывая пришедшую в упадок хибару, – не слишком ли много придется здесь ремонтировать?
– В этом доме жила она, – сказала Эйра.
Август помолчал какое-то время, и она это оценила. Это место требовало к себе почтения, преклонения перед той печатью траура, что оно на себе несло.
Или он был просто тугодумом.
– В смысле, Лина?
– Угу.
– И с тех пор никто там не жил?
– Ее родители вскоре свернули свои дела и переехали жить в Финляндию. Ее отец работал машинистом на сельхозмашинах, а мама, кажется, была учительницей.
Она увидела, что на окнах до сих пор висят занавески. В этом не было ничего удивительного. Люди ведь никогда не знают заранее, доведется ли им еще вернуться.
– По прошествии года ее объявили умершей. Довольно быстро, но такое бывает, когда тело не найдено.
Август прошелся немного вдоль забора, приоткрыл калитку. Негромко заскрипели несмазанные петли.
– Как можно так просто оставить дом и уехать? – удивился он. – Ведь непогода может здесь все разрушить.
– Мне кажется, в тот момент они как-то об этом не думали.
– Я не только про эту лачугу говорю, здесь повсюду хватает такого добра. Почему бы не скупать такие вот дома, ну ладно, пусть не этот, но остальные, ремонтировать их и продавать жителям Стокгольма или немцам? На этом можно было бы сколотить неплохие деньги.
– В здешних краях берутся за ремонт, – сказала Эйра, чувствуя внезапное раздражение из-за того, что он обозвал этот дом лачугой, хотя на самом деле это было довольно величественное двухэтажное строение в истинном духе онгерманландских традиций, – только если дом требует этого, или если хочется, чтобы все вокруг было красиво. Твои деньги все равно никогда не окупятся. Ремонт дома обойдется тебе гораздо дороже его рыночной стоимости.
– Это только потому, что народ еще не обнаружил этого места. Когда все увидят, как здесь красиво…
Она почувствовала его дыхание на затылке, его руки вокруг ее тела.
– Ой, ой, ой, а что это тут такое происходит?
Эйра стремительно высвободилась из объятий Августа и обернулась. Чуть дальше на проселочной дороге стояла пожилая женщина, в шортах, соломенной шляпке и с собачьим поводком в руке. Пес носился где-то неподалеку.
– Снова вспомнили ту старую историю, – проговорила незнакомка и осуждающе покачала головой.
Они подошли поближе и представились. Что-то в имени женщины показалось Эйре знакомым. Нюберг – довольно распространенная фамилия, но все же.
– Тут вот и журналисты тоже приезжали, снимали на камеру. После того, как вы нашли тот труп в Локне. Но ведь это была не Лина? В новостях сказали, что это мужчина. Вы знаете кто?..
– Еще нет, – ответила Эйра.
Женщина прищурилась на солнце.