Читаем Мы знали Евгения Шварца полностью

В пьесе, например, есть такой эпизод. Мария Ивановна выглядывает из окошка своей комнаты на втором этаже. Маркушка — внизу. Он намерен пугнуть Марию Ивановну, чтобы она не болтала лишнего про его сестрицу. Само по себе очень странно, если дурачок неожиданно произнесет нечто вполне вразумительное. Но какое впечатление он, «безногий», произведет, поднявшись со своей тележки во весь рост и молниеносно вскарабкавшись по водосточной трубе прямо к окну! Там он свистнет пронзительным разбойным посвистом прямо в ухо напуганной женщине и, прошипев свою жуткую угрозу, «сиганет» по трубе вниз и укатит, выкрикивая нелепые слова. Проделывал все это молодой Виталий Полицеймако очень ловко, и сцена производила особо сильное впечатление… Или другое. Часовая мастерская старичка Антоши. Он должен объяснить Марусе, почему нельзя догнать воров, укравших «Ундервуд». Пусть на самом видном месте лавчонки висят огромные, на манер уличных, часы. Для вящей убедительности заставим Антошу иллюстрировать передвижением огромных стрелок разницу во времени между удирающими с похищенной машинкой ворами и их преследователями. Да еще подсветим часы, чтобы доказательнее были уговоры Антоши… Или, наконец, почему бы не попытаться Маркушке в конце пьесы удирать через крышу дома, а там выпустить из всех щелей — дымовых труб, слуховых окошек — милиционеров с направленными на жулика пистолетами…

Вы чувствуете, какие интересные театральные, истинно сказочные возможности открывала нам первая пьеса Шварца? И это — капля из его зам

анок. Сколько соблазнов возникало для использования музыки, света и, главное, своеобразных штрихов актерской игры.

Мне как режиссеру первая творческая встреча с Евгением Львовичем доставила огромную радость и была началом долгого и плодотворного содружества.

Правда, после «Ундервуда», все-таки доставившего нашему автору много волнений, следующую пьесу он нам дал только через четыре года. То был «Клад» в 1933 году, и о нем будет рассказано особо. Когда же мы спустя два года разделились на два театра — ТЮЗ и Новый ТЮЗ — Евгений Львович связал свою творческую жизнь с Новым ТЮЗом.

Здесь, кроме новой сценической редакции того же «Клада», мы сыграли его «Брата и сестру», «Красную шапочку», «Снежную королеву», а во время Великой Отечественной войны поставили «Далекий край». Он прислал нам эту пьесу в Новосибирск, где мы тогда работали. В ней вовсе отсутствовала сказка. Повествовала она о группе ленинградских ребят, вывезенных из блокированного города в глубь страны…

Я перечислил все работы Шварца, в которых с неизменной творческой радостью принимал участие. Упомяну последнюю и совсем своеобразную сказку любимого моего драматурга, к которой я имел счастье только прикоснуться, но и это мне памятно. По ряду причин в ее постановке я участия не принимал. Говорю я о чудесном, поистине поэтическом произведении «Два клена». Пьесу я обнаружил в портфеле, как принято выражаться, Ленинградского драматического театра, где я некоторое время работал. Руководство, зная о моих давних творческих связях с Евгением Львовичем, предложило ее мне для постановки. Вначале, мне помнится, она называлась «Василиса — работница». Первый акт я прочел взахлеб — он был написан великолепно. Не повторяя по фабуле ни одну из известных русских сказок, он был насквозь пронизан их духом, весь строй его, все персонажи были сродни любимым героям народных сказок. Казалось, что первый акт вмещает, если не по объему, то по своему идейному содержанию всю сказку. Второй и третий акты уводили действие куда-то в сторону.

Я немедленно поехал к Шварцу в Комарово, где он тогда обитал, выразил ему свои восторги по поводу блистательного начала и откровенно признался, что, по — моему, в этом начале написано все, о чем ему хотелось сказать. Шварц удивительно легко принял мои соображения и через очень короткое время прочел новый вариант, где не оставалось ничего от прежних второго и третьего актов. Однако из Ленинградского драматического театра мне вскоре пришлось уйти, а пьеса перекочевала в ТЮЗ.

Вот я назвал все или почти все грани моего творческого соприкосновения с Шварцем. О некоторых из них я должен рассказать поподробнее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное