Мыльная опера для олигарха

Сначала им пришлось рассортировать все материалы по трем кучкам. В первую они отложили официальные документы, представлявшие какие-то специальные сметы, в которых разобраться не было никакой возможности. Самым понятным в них были суммы. А вот чему эти суммы соответствовали, мог догадаться лишь человек посвященный. Ну и в самом деле, что может означать код «Х-П-23-ТД»? Прибор? Вещество? Или какую-то услугу? Эти документы Брыкин с Мариночкой отложили, после того как помучились над ними часа четыре. Вторую группу составили разрозненные листки, исписанные неразборчивым почерком, по-видимому, как и говорил Аржанухин, его дневник. Листки не были пронумерованы, фразы и слова обрывались в конце страницы, и чтобы составить связное произведение, нужно было потрудиться. Это напоминало игру в пазлы. Тексты были странными и наводили на мысль о том, что их писал человек с неустойчивой психикой. Чего стоили, например, такие пассажи: «Каждый хоть раз в жизни должен совершить поступок. Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Я прожил пятьдесят шесть лет и не совершил до сих пор ни одного поступка. Это странно? Быть может. Но до сих пор я не вставал перед этой необходимостью. Все происходило само собой. Не нужно было принимать решений, потому что все решалось само собой. Не нужно было отказываться от чего-либо, потому что ничего не было. Нам нечего терять, кроме цепей?.. Да! Да! Да! Вот он, поступок! Разорвать цепи. Как на каком-то плакате. Негр, разрывающий цепи. Негр разорвал! А я не могу?»

Когда они прочитали этот кусок, Мариночка покачала головой и с недоумением произнесла:

— При чем тут негр? Все-таки его заносит.

— Свободная цепь ассоциаций, — сказал Аркадий. — Ты еще молодая, а я этот плакат хорошо помню. «Свободу народам Африки!» — кажется, так там было написано. А негр был похож на Тайсона.

— Ты уверен, что у этого Ивана Ивановича все в порядке с головой? — спросила она.

— А черт его знает! — пожал плечами Брыкин. — Во всяком случае, ни болезни Альцгеймера, ни афазии, ни дисфории не наблюдается. Слова в предложения связывает кое-как. И даже где-то на дешевую философию тянет. Пока непонятно, зачем он передал этот дневник. Никаких тут страшных секретов нет.

«И все-таки все происходит само собой, — читали они дальше. — Я словно снова плыву по течению. Интересно, смог бы я сам сделать первый шаг? Трудно сказать. Мне ведь и в голову не могло прийти, что это выход. Выход для меня, для моего города, для моей страны. Высокопарно? Но ведь это правда. Они все сделают сами. Мне ничего не нужно делать. Даже документы. Это трусость? Трус тот, кто не признается в своем страхе, а просто боится. А я признаюсь. Или это неважно? Но откуда узнали они? Ведь были даны гарантии. Вот оно — время поступка…»

— Да, — проговорил Брыкин. — Содержательной информации здесь маловато. Хотя дает некоторое представление о человеке. Он трус и прекрасно сознает это. За него кто-то что-то решил. Он получил какое-то предложение. Может быть, ему предложили продать документы? Те, в которых мы ни черта не понимаем? Возможно, они представляют большую ценность. Здесь без специалиста не обойтись. Тупик.

— Ну почему? — осмелилась возразить Мариночка. — Специалиста не так трудно отыскать. Главное, чтобы он потом не связался с теми, кто хочет этому Ивану Ивановичу доставить неприятности. Как ты думаешь, они не станут его убивать?

— Если это единственный экземпляр документов, и если они представляют какую-то ценность, то не станут, — уверенно произнес Брыкин. — Но вот пытать они его могут. И тогда он вполне может вывести их на меня.

— Ой! — воскликнула она. — И ведь правда! Нам нужно уехать. Но куда?

— Некуда, — усмехнулся Брыкин. — Если это серьезные люди, они на краю света найдут. Единственное спасение — обесценить эти опусы.

— Как это?

— Сделать достоянием гласности. Секрет, известный всем, не стоит ни черта.