- Говорил же! Это трагическая случайность! Ирина сама скончалась. Не смейте меня обвинять. Я заботился о Соловьевой, содержал и ее и девочку, фактически работал на них, давал много денег. Можете проверить, переводил суммы на карточку. Я очень переживал за Катю, а Егор о ней даже не вспоминал. Ему было наплевать на дочь. Меня иногда подмывало спросить: «Гоша, тебе не интересно, что с дочкой, а?» И сейчас, обратите внимания, не он, а вы поинтересовались судьбой подростка. Катерина спит, я ей даю лекарство.
В моем кармане завибрировал мобильный, я вынула телефон и прочла полученную эсэмэску.
- И как ты предполагал действовать дальше? - осведомился Сеня. - Держать Екатерину на препаратах? Сколько времени? Неделю? Месяц?
- Не знаю! - с отчаянием произнес Греков. - Не знаю!
- Или собирался ее убить? - предположил Семен.
- Нет! Нет! - зачастил Костя. - Никогда!
- Простите, - сказала я. - Егор, можно сюда прислать емайл? Вижу на столе компьютер и принтер. Распечатаете документ?
- Не вопрос, - кивнул Булгаков.
Костя тем временем монотонно бубнил:
- Ну нет, нет, конечно, нет! Я не знал, как поступить! Я подыскивал школы за границей… думал… хотел… не знаю пока… пока не знаю…
Из принтера с тихим шуршанием выполз листок, я взяла его, быстро прочитала и сказала:
- В любом, даже гениальном, произведении можно найти мелкие неточности. Чаще всего на них не обращаешь внимания. Но порой они цепляют. Егор, вы хорошо относитесь к Косте?
Психотерапевт сцепил пальцы рук в замок.
- Считаю его своим братом, поэтому прощаю многие вещи. Я знаю, он мне завидует, но с этим ничего не поделать. К сожалению, сейчас в процессе разговора мне стало понятно: Костя ненавидит того, кто всю жизнь…
- А вы никогда ему не завидовали? - перебила я. - Вам не казалось, что Владимир Егорович более озабочен воспитанником, чем родным сыном?
- В юности я испытывал сие разрушительное чувство, - искренне ответил психотерапевт, - но с течением времени понял: отец был прав. Я сильный, умный, талантливый, помогать мне не надо, без преодоления трудностей можно облениться. А Костя слабый, зависимый, не особенно одаренный, ему нужен костыль. Нет, сейчас у меня нет никакой ревности, мне очень жаль Костю.
Я кивнула:
- Не ожидала услышать ничего другого. Но помните про крохотные нестыковочки, о которых я говорила минуту назад? Когда мы с Сеней находились в вашем кабинете и сообщили, что Катя, вероятно, жива, вы начали промокать глаза платком. Я не видела слез, но если человек прикладывает к векам салфетку, то както думаешь о слезах как явном свидетельстве горя или волнения. После того как я попросила показать полки с миниатюрами, вы швырнули салфетку в корзинку, а та не упала быстро, как положено мокрому листку, а мягко спланировала. Значит, была сухой. И зачем вы делали вид, что плачете? Хотели показать нам свое горе? Продемонстрировать боль, которую испытываете при мысли о девочке?
- Чушь, - отрезал Егор. - Я просто почесал глаза. Никогда не актерствую.
- У меня сложилось другое впечатление, - не сдалась я.
- Не вижу в этом смысла, - безо всякого волнения произнес Егор.
- Когда мы вошли к Косте, вы ему посоветовали: «Скажи скорей правду», - воскликнула я.
- И что? - не понял Егор.
Я вздохнула.
- Любящие родственники поступают иначе, они советуют: «Молчи, не произноси ни слова, я вызову адвоката». Думаю, вы очень хотели, чтобы Костя раскаялся.
- Ну, хватит, - разозлился Егор, - составление психологических профилей не ваша область.
Я помахала листом бумаги.
- Подождите. Рассказывая о смерти своей матери, вы бросили фразу: «Самоубийца, как правило, оставляет записку». И мне пришла в голову простая мысль. Светлана Мальцева покончила с собой вскоре после похищения дочери, она написала письмо мужу, назвала в нем имя своего любовника. Но, очевидно, она составила и послание для вас. Я попросила нашего специалиста поискать документ в архиве. Профессионалу это нетрудно, требуется всегото заглянуть в дело о суициде Мальцевой. Менты такие бюрократы, сохраняют всякую ерунду, например, письма самоубийц. Если родственник хочет, ему снимут копию. Но, вот странность, большинство членов семьи, прочитав записку, отдают ее следователю и восклицают:
- Спасибо, не нужно.
Дело быстро закрывают и складируют на полке, там оно и лежит сколько ему положено. Извините, может, я не очень верно рассказываю, я не юрист, но сейчас важно другое. Письмо Светланы к вам у меня в руке.
Булгаков дернулся, а я начала читать вслух: