Мыльная сказка Шахерезады

— Говорил же! Это трагическая случайность! Ирина сама скончалась. Не смейте меня обвинять. Я заботился о Соловьевой, содержал и ее и девочку, фактически работал на них, давал много денег. Можете проверить, переводил суммы на карточку. Я очень переживал за Катю, а Егор о ней даже не вспоминал. Ему было наплевать на дочь. Меня иногда подмывало спросить: «Гоша, тебе не интересно, что с дочкой, а?» И сейчас, обратите внимания, не он, а вы поинтересовались судьбой подростка. Катерина спит, я ей даю лекарство.

В моем кармане завибрировал мобильный, я вынула телефон и прочла полученную эсэмэску.

— И как ты предполагал действовать дальше? — осведомился Сеня. — Держать Екатерину на препаратах? Сколько времени? Неделю? Месяц?

— Не знаю! — с отчаянием произнес Греков. — Не знаю!

— Или собирался ее убить? — предположил Семен.

— Нет! Нет! — зачастил Костя. — Никогда!

— Простите, — сказала я. — Егор, можно сюда прислать емайл? Вижу на столе компьютер и принтер. Распечатаете документ?

— Не вопрос, — кивнул Булгаков.

Костя тем временем монотонно бубнил:

— Ну нет, нет, конечно, нет! Я не знал, как поступить! Я подыскивал школы за границей… думал… хотел… не знаю пока… пока не знаю…

Из принтера с тихим шуршанием выполз листок, я взяла его, быстро прочитала и сказала:

— В любом, даже гениальном, произведении можно найти мелкие неточности. Чаще всего на них не обращаешь внимания. Но порой они цепляют. Егор, вы хорошо относитесь к Косте?

Психотерапевт сцепил пальцы рук в замок.

— Считаю его своим братом, поэтому прощаю многие вещи. Я знаю, он мне завидует, но с этим ничего не поделать. К сожалению, сейчас в процессе разговора мне стало понятно: Костя ненавидит того, кто всю жизнь…

— А вы никогда ему не завидовали? — перебила я. — Вам не казалось, что Владимир Егорович более озабочен воспитанником, чем родным сыном?

— В юности я испытывал сие разрушительное чувство, — искренне ответил психотерапевт, — но с течением времени понял: отец был прав. Я сильный, умный, талантливый, помогать мне не надо, без преодоления трудностей можно облениться. А Костя слабый, зависимый, не особенно одаренный, ему нужен костыль. Нет, сейчас у меня нет никакой ревности, мне очень жаль Костю.

Я кивнула:

— Не ожидала услышать ничего другого. Но помните про крохотные нестыковочки, о которых я говорила минуту назад? Когда мы с Сеней находились в вашем кабинете и сообщили, что Катя, вероятно, жива, вы начали промокать глаза платком. Я не видела слез, но если человек прикладывает к векам салфетку, то как-то думаешь о слезах как явном свидетельстве горя или волнения. После того как я попросила показать полки с миниатюрами, вы швырнули салфетку в корзинку, а та не упала быстро, как положено мокрому листку, а мягко спланировала. Значит, была сухой. И зачем вы делали вид, что плачете? Хотели показать нам свое горе? Продемонстрировать боль, которую испытываете при мысли о девочке?

— Чушь, — отрезал Егор. — Я просто почесал глаза. Никогда не актерствую.

— У меня сложилось другое впечатление, — не сдалась я.

— Не вижу в этом смысла, — безо всякого волнения произнес Егор.

— Когда мы вошли к Косте, вы ему посоветовали: «Скажи скорей правду», — воскликнула я.

— И что? — не понял Егор.

Я вздохнула.

— Любящие родственники поступают иначе, они советуют: «Молчи, не произноси ни слова, я вызову адвоката». Думаю, вы очень хотели, чтобы Костя раскаялся.

— Ну, хватит, — разозлился Егор, — составление психологических профилей не ваша область.

Я помахала листом бумаги.

— Подождите. Рассказывая о смерти своей матери, вы бросили фразу: «Самоубийца, как правило, оставляет записку». И мне пришла в голову простая мысль. Светлана Мальцева покончила с собой вскоре после похищения дочери, она написала письмо мужу, назвала в нем имя своего любовника. Но, очевидно, она составила и послание для вас. Я попросила нашего специалиста поискать документ в архиве. Профессионалу это нетрудно, требуется всего-то заглянуть в дело о суициде Мальцевой. Менты такие бюрократы, сохраняют всякую ерунду, например, письма самоубийц. Если родственник хочет, ему снимут копию. Но, вот странность, большинство членов семьи, прочитав записку, отдают ее следователю и восклицают:

— Спасибо, не нужно.

Дело быстро закрывают и складируют на полке, там оно и лежит сколько ему положено. Извините, может, я не очень верно рассказываю, я не юрист, но сейчас важно другое. Письмо Светланы к вам у меня в руке.

Булгаков дернулся, а я начала читать вслух: