— Сержант сухопутных войск, воевал в Первую мировую войну, был тяжело ранен во время битвы на Сомме, лишился пенсии, в двадцатые годы маялся без работы и, по вполне понятным причинам озлобившись на представителей истеблишмента, стал еще одним близким другом сэра Освальда Мосли, начал принимать участие в политической жизни и был избран генеральным секретарем одного из крупнейших профсоюзов. Он умер около десяти лет тому назад.
— И о ком же речь?
— О дяде премьер-министра по материнской линии.
— Матерь божья! И вы считаете, что он знал об этом? Я имею в виду премьер-министра.
— О том, что это известно мне? Ну да. — Фергюсон кивнул. Однако, сказав это, бригадный генерал почувствовал, что давняя история и сопутствующие ей улики уходят в прошлое. — Поэтому я и рассказываю вам об этом, Диллон. После всего, что вы сделали, чтобы распутать это дело, я полагаю, что вы вправе все это знать.
— Должен признаться, очень удобный выход из положения.
— Да нет, премьер-министр поступил правильно, мы не можем возлагать на детей ответственность за грехи их отцов. В случае с Пэймером дело обстоит иначе. Кстати, куда мы направляемся?
— К вам домой, так я думаю.
Фергюсон слегка опустил стекло на окне, и в салон ворвался дождь.
— Вот о чем я подумал, Диллон. Мой отдел в настоящее время подвергается сильнейшему давлению. Помимо обычных дел нам нужно заниматься югославским конфликтом и волнениями нацистов в Берлине и бывшей Восточной Германии. В результате гибели Джека Лейна я остался без помощника.
— Понимаю.
Фергюсон подался вперед.
— Дальше, как раз прямо по улице, находится заведение, куда я собирался предложить вам поступить на работу. Как оно называется? Отгадайте!
Диллон резко крутанул руль, развернулся и поехал в обратном направлении.
Фергюсона отбросило назад на сиденье.
— Скажите, бога ради, куда мы теперь едем?
Диллон сверкнул улыбкой в зеркало заднего вида.
— Вы же упомянули об ужине в клубе «Гаррик», не так ли?