Мышь под судом

— Летаю я под самым небосводом, и мудрецы воспевают мой горделивый полет. Когда я протяжно кричу, призывая дождь, крестьяне ждут, что настанет непогода. Люблю я резвиться в голубом небе, пищу предпочитаю дымящуюся кровью: часто нападаю на Зайцев, похищаю Цыплят. Очень сожалею, что уже давно не заклевал эту старую Мышь!

Сова заухала:

— Когда я была молода и глупа, совершила я тяжкий грех: убила свою мать… С тех пор не могу я поднять головы и в ясный день показаться на свет. Когда луна уходит из леса, я кричу зловещим, сдавленным голосом; когда под старыми деревьями сгущается туман, — летаю, взмахивая короткими крыльями. Заслышав человеческий голос, прячусь подальше, даже звери пугают меня. Пусть я навеки опозорена, — не желаю разевать клюв, чтобы оправдываться перед Мышью. Ведь эта гнусная, бессердечная тварь проникла в Королевскую кладовую и сожрала зерно — народное достояние! До конца своих дней буду сожалеть, что не истребила весь мышиный род!

* * *

Выслушал Дух речи Коршуна и Совы и, возмущенный кровожадностью этих птиц, повелел заключить их в темницу. Потом обратился к Мыши:

— Коршун и Сова — твои враги, и оговорила ты их из мести. Сознаешься ли ты наконец, кто были твои сообщники?

Мышь назвала Гуся и Утку.

Задержали Гуся, привели в суд. Захваченный врасплох, зашипел Гусь, пригибая шею к земле:

— Живу я близ рек и озер, а иногда и в доме Человека. Некий Чэнь Чжун-цзы, впервые увидев меня и отведав моего мяса, выплюнул его, за что получил прозвище «Бескорыстного», даос[84] из Шаньиня подарил знаменитому Ван Си-чжи[85] Гусей, а тот переписал для него книгу «О Пути и Добродетели». Резвясь в прозрачных водах, играю я со своей тенью, поклевываю солнечные лучи, сушу перья. Всю жизнь восставал я против воровства, а вы обвиняете меня в пособничестве воровке! Разве не обидно?!

За ним, задрав длинный клюв, закрякала Утка:

— Днем плещусь я в реках и озерах, ночью сплю или бодрствую на берегу. Ноги у меня короткие, но душе доступно высокое. Иногда прихожу я к Людям и живу у них без забот. Да разве стану я побираться у мышиных нор?

* * *

Окончив допрос, повелел Дух заключить Гуся и Утку в темницу и говорит Мыши:

— Гусь и Утка ни в чем не повинны. Открой мне всю правду!

Надумала тогда Мышь обвинить в подстрекательстве Крапивника и Голубя.

Тонким голосом пропищал Крапивник:

— Я крохотная птичка: когда сажусь на дерево, меня принимают за кусочек пчелиных сотов; когда летаю — похож на дождевую каплю. Если и много полыни на лугу, все равно несу я в гнездо не больше одной травинки. Если и много в поле колосьев, все равно наедаюсь я досыта двумя зернышками. Смешно мне, когда птицы дерутся из-за пищи: никогда я не голодаю и этим весьма горжусь. Могла ли такая бескорыстная пичужка, как я, подружиться с этой обжорой?

Потом нежно заворковал Голубь:

— Когда в долины приходит весна и зацветают абрикосы, сушу я свое оперение в теплых лучах солнца, и легкий ветерок овевает мое тело. Воркую я, призывая лето, а потом улетаю навстречу вечерней заре. Меня называют Вестником Сева, ибо песнями я призываю крестьян готовиться к пахоте. Разве мог я участвовать в преступлении?

* * *

Выслушал Дух-хранитель Крапивника и Голубя, повелел заключить безобидных птиц в темницу, а сам говорит Мыши:

— Крапивник и Голубь сказали чистую правду — неповинны они в преступлении. Говори же, кто твои сообщники!

Называет тогда Мышь Перепела и Фазана.

Привели в суд Перепела; потряхивая маленькой головкой и едва приметным хвостом, взмолился он:

— Соплеменники мои живут в камышах, питаются травами и ягодами. Мясо наше вкусно, как фазанье, хотя с виду мы от фазанов отличаемся. Нередко становимся мы, Перепела, добычей четвероногих. Подобно мудрецам, не имеем мы постоянного пристанища[86]; подобно бедняку ученому, ходим в лохмотьях. При такой скромности к чему нам зариться на чужое добро?!

Наступила очередь Фазана. У подножий гор, на ступенчатых скалах, под карликовыми соснами вьет он теплое гнездышко. Сладка, как мед, была жизнь у Фазана с Фазаночкой, и вот затребовали Фазана в суд…

— Я горная Птица, частый гость полей и садов, — испуганно залопотал Фазан. — Конфуций восхищался мною и прозвал меня Горным Гребнем, но императрица Люй переименовала меня в Дикого Петуха![87] При звуках моего голоса несчастный чиновник вспоминает о своем одиночестве и поет грустные песни, узорами цвета моих перьев вытканы королевские одежды! При виде фазаньего мяса у многих текут слюнки… А эта подлая тварь желает Запятнать мою честь! Ее острая морда отвратительнее пасти Тигра! Если, по-вашему, я заслуживаю смерти, я готов умереть!

* * *

Допросил Дух Перепела и Фазана, повелел отправить их в темницу, а потом говорит Мыши:

— Ясно мне, что Перепел и Фазан к хищению зерна непричастны.

Тогда назвала старая Мышь соучастниками своего преступления Сокола и Ястреба.

Осенним утром парил в небе Сокол… Вдруг напали на него Святые Воины и потащили в суд. Чуть не задохнулся Сокол от гнева. Молнией сверкнули его глаза, раскрыл он свой острый клюв: