Охранники заржали, пропустили всех четверых, зато завернули девчонок, шедших позади, которые были явно моложе восемнадцати лет. Быстро кинув деньги кассирше, Дрюня с Максом втиснулись внутрь, подпадая под гипнотическое воздействие ритма, переворачивающего все внутри. Макс поднял глаза – и упал в глубокое черное небо, нет, скорее – фиолетовое, расцвеченное неожиданными росчерками пламени ярчайших цветов. Там, в бездонной вышине, искорками отсвечивали звезды, и понятно становилось, что пламя – оно рождено дюзами космических кораблей. Ядовито-зеленое, должно быть, от ионных двигателей, а нежно-голубое – просто обязано принадлежать ядерным реакторам! Вот правильный антураж для рейверского улета! Да, это круче тусни на питерских стадионах… В душе Макса родилась гордость за принадлежность к породе рейверов, умеющих чувствовать музыку и входить в иные миры. А музыка менялась, нарезая укорачивающимися кусочками пронзительно чистый и тонкий электронный звук, абсолютно невозможный для человеческого голоса, и ритм, настолько быстрый, что ушел за грань восприятия, – стал собственно музыкой, вздыбил волоски на коже и вздернул сердце наверх, к горлу. Максик сглотнул нахлынувшее чувство восторга. Диджей, творящий космической мощи музыку, священнодействовал за пультом. Оранжево полыхающие сплетения металла вздымались Эйфелевой башней и командирской рубкой одновременно. А руки, руки его двигались, одушевляли винил, чтоб звуки плыли, переливались и рождали ощущение музыки звездных сфер. Макс дернул Андрюху за полу, показал пальцем вперед, на бар. В «Микс-дансе», в прошлый раз, они начали с того, что выпили пивка, равняясь на большинство, – ну да, не очень уверенно еще чувствовали себя в этой среде. Все-таки рейв-туса на стадионе сильно отличается от рейв-клуба. Друзья и сейчас по-взрослому помахали бармену рукой, дождались пенной жидкости и начали сглатывать маленькими глотками.
Марку надо держать, хотя Дрюня позавчера признался, что «Эксель» гораздо приятнее горечи «Тюборга». Саят вместе с сеструхой болтался в толпе, как поплавок в пене, – высокий, блин! Толпа уплотнялась, в ней прыгали очень симпотные девчонки. Пора было нырять в массы. Оставив недопитое, друзья отдались броуновскому движению танцпола.
– Алексей Николаевич, разрешите обратиться? – Новый охранник прокричал в ухо.
– Говорите, – зайдя в комнату видеоконтроля, приготовился Воронов.
– Уборщица, которая помоложе, торгует наркотой. Засек два эпизода. Травка, судя по запаху в туалете.
Алексея скрутило от неприязни («Ну кто тебя просит следить, дурак! Да еще мне докладывать!») – надо решать проблему с вентиляцией, в зале дышать нечем, а тут! Нахлынула злость на этого придурка, на «бычару», который принял придурка на работу, на тупорылую уборщицу, которая дозу незаметно сбыть не может, и на себя, вынужденного играть дурацкую роль. Кто поверит, что менеджер дискотеки не знает о присутствии экстази и травки? Да уколбашенные – самый выгодный контингент! И пивка в баре натянутся, «вставляющий» коктейль купят, и главное – прыгать будут до утра. Ай, да что там говорить! Унимая себя, Воронов посмотрел на все экраны, вроде как по делу, совладал и выдал нейтрально-озабоченный текст:
– Начальнику охраны доложили? И что? Как не отреагировал? Хорошо, идите, работайте. Я займусь.
Открыто признать продажу наркоты у себя – надо быть идиотом! Алексей завел гориллу в артистическую, в присутствии подтанцовщиц – чем не свидетели? – гневно высказал все, что он лично о начальнике охраны думает, в свете возмутительного факта продажи наркотиков на его подведомственной территории. Кто засек – сказал, но кого засекли – нет. Зачем показывать этому гаду, что знает про его дилеров? Светлана и «жерди» молча слушали, пока разнос не закончился. Потом тихонько слиняли. Когда Воронов вернулся на танцпол, их на подиуме еще не было. Форос потно блестел, мучил звуки, убивал музыку, припадочно маскируя изувеченный труп под жесткий транс. Этот недоносок был из породы новых диджеев, которые множатся, как поганки после дождя, и лезут за пульт, не имея никакой техники сведения. Хотя, что сведешь на убитой аппаратуре! Однако пубертариев штырило по-настоящему. Их тела дергались, волосы взметывались, а глаза отражали упоение ритмом. Они неистово бились в судорогах обряда слияния с богом, пришедшим на смену богам родителей.