Мышь в Муравейнике

Он умер от яда, — отрицательно качает головой девушка.

Да, но это вы с отцом его отравили? Всего лишь ради золотого сердца?

Конечно нет, как вы могли такое подумать?! — с обидой в голосе произносит Фелис, но у нее все равно сейчас вид заправского маньяка. Она смотрит на нас, как гурман на блюдо в дорогом ресторане.

Мы выяснили, что это был яд лученога, — встреваю я, так как Фелис молчит и явно не собирается нам все рассказывать. — Уж не из этого ли аквариума он? — Я киваю на стеклянную коробку посреди комнаты.

Нет, — снова не соглашается Фелис, но при этом добавляет: — Этот был ему на вырост.

Хоть что-то сказала, но такая запись на признание не тянет.

И что, этот лученог теперь там ползает по белому сектору, — начинает раздражаться Лекс. — Кстати знаешь, что он убил там по меньшей мере еще одного человека?

Жаль, очень жаль, — реагирует Фелис. — Жаль, что я этого не видела. Он очень страдал? Насколько яд его обезобразил? Глаза у него вытекли?

Вот дрянь! — сердится Лекс, нервно сжимая в руке пистолет.

Спокойней, — радуется Фелис. — Ты же не будешь стрелять в инвалида, правда? Вот и убери эту штуку. Она вам не поможет, сразу говорю.

То есть ты для этого заманила его в белый сектор? — делает еще одно предположение Лекс. — Чтобы посмотреть, как твои монстры будут расправляться с твоим дружком? Понравилось зрелище?

На самом деле да! — наконец утвердительно отвечает девушка. — Хотя я не думала, что так будет. Когда я раньше кормила своих детишек, то всегда отворачивалась или даже выходила из комнаты, полагая что увижу что-то ужасное, что не даст мне потом спокойно спать по ночам. Но зря! На самом деле, смерть, особенно мучительная, отвратительная и грязная, дает такой выброс эмоций, что уже не важно, какой они окраски. Смерть, лишение жизни — самая могучая из страстей, — со сладострастием в голосе объясняет Фелис. — Жалкая любовь не идет с ней ни в какое сравнение. А я ведь любила Стоува. Интересно, что я почувствую, когда убью вас? Вы для меня никто, но зато вас… двое.

Ничего себе заявочка! Но если к ее креслу не прикручен пулемет, то я не представляю, как она собирается нас убить. Этот вопрос кажется особенно важным сейчас, однако есть и другой.

Так если не ради удовольствия и не ради добытого им золотого сердца, зачем все-таки умер Стоув?

Он хотел забрать меня вниз! — отвечает Фелис с таким выражением, как будто удивлена, что ей приходится объяснять очевидное.

Ты же могла просто отказаться! — Лекс достает из крепления свой планшет, убрав пистолет и фонарик, значит думает, что она опять напустит на нас своих птенчиков. За ее спиной еще одна дверь и полагаю, она вполне сможет ее открыть с компьютера на своем кресле.

Отказаться?! Когда он уже так много сделал ради нашего общего будущего?! Да я выглядела бы последней стервой! Или трусливой девкой, побоявшейся сложностей.

Все ясно, она чокнутая. Лекс думает точно так же, но выражает свою мысль вслух и другими словами. Эти слова ясно задевают ее за живое.

Птенчики! — зовет она стальным голосом, нажав на что-то на экране своего компьютера, — защитите мамочку, ее обижают.

В распахнувшуюся дверь вбегают эти двое большеглазых и огромноклювых, сначала спешат к своей хозяйке, но на ходу разворачиваются и с неприятным уху бульканием и шипением несутся на нас. Лекс включает вопли и динамик разражается жуткими звуками, не такими убийственными как в прошлый раз, но и этого хватает. Птенчики начинают сходить с ума. Подняв клешни и клювы они носятся вокруг, не разбирая дороги, так что мы запрыгиваем на стол, чтобы случайно в нас не врезались.

Мы смотрим, как они бесятся вокруг, видим так и стоящую раскрытой дверь и безучастное лицо маньячки Фелис. По-видимому, программа предназначенных для нас мероприятий еще не закончена.

Как Оно появляется в комнате мы не видим, а из-за продолжающихся воплей и не слышим. Вдруг оно резко встает с пола, вздымается ввысь метра на три прямо возле стола. Длинное сегментированное тело с парами ног на каждом сегменте делает его похожим на громадную многоножку. Две пары, скажем, челюстей на голове намекают на то, что оно нас сейчас сожрет. Правда в первые несколько секунд оно осматривается и потом обрушивается сверху на стоящий на столе рядом с нами надрывающийся динамик. Удар столь силен, что вместе с динамиком погибает и массивный стол, а следом и аквариум. Мы разлетаемся в стороны.

После смерти динамика кажется, что наступила тишина. Мы лежим на полу в осколках и щепках, и с такого ракурса вновь выпрямившаяся махина выглядит непомерно огромной. Стоит ей только еще раз сложиться, обрушив очередной удар массивной головы, и одному из нас придет неприятный конец. Конец приходит одному из так и не угомонившихся птенчиков. Длинный монстр складывается в одно мгновение, подхватывает его и ногами, и челюстями буквально разрывает его на несколько частей и раскидывает их в стороны словно фонтан. Кровь и кости с ошметками плоти разлетаются вокруг.