Мышь в Муравейнике

— Пока мы жили с отцом, все было иначе, — делится она. — Последние шесть лет его апартаменты располагаются на семьдесят шестом уровне, и два года назад он взял четвертого агбрата. У нас было весело и каждые выходные мы ходили куда-нибудь, и часто всей толпой! Или просто в кино, или на концерты, спортивные состязания, в интерактивные музеи. Но больше всего мне нравились виртуальные квесты, в одном из них мы плавали в открытом море! Представляешь коралловый риф, стайки ярких рыбок! Правда, когда мы после этого пошли в настоящий бассейн, оказалось, что при плавании ощущаешь не совсем то, что в симуляторе. Я наглоталась воды и это было просто мерзко! Стоув так смеялся, — Стелла делает паузу, прогоняя невольные воспоминания о брате. — Здесь внизу совсем иначе с развлечениями. Да и со всем остальным. — На секунду став грустной, она затем снова улыбается. — Вчера вечером мы ходили в кино на двадцать третьем. Оказалось, что это всего лишь широкоэкранный телевизор, а зрителей посадили перед ним на полу. — Она смеется, прикрывая рот ладонью, зато глаза как будто на мокром месте. — Мы словно снова оказались в детском садике! В довершении рядом продавали сок в маленьких пакетиках! Или сок или очень плохое пиво! — Стелла хохочет.

— А это не там, где рядом танцпол и фитобар находятся? — интересуюсь я, вспоминая инструкции Лекса.

— Ага. Только от фитобара одно название! Всего три наименования травяных чаев и все то же гадкое пиво! А освещение какое! И запах жженой резины — он вообще откуда?

Короче говоря, предложенный Лексом вариант — не вариант. И как же мне теперь ее от спусков вниз-то отговорить? Она заговаривает об этом сама.

— А у вас на нулевом что-нибудь интересное есть?

— Есть. Фабрики, склады, пункт разгрузки поездов со свободных территорий. Романтика. Но я все же посоветовала бы тебе смотреть вверх, а не вниз.

— Что ты имеешь в виду? — хмурится Стелла.

— Зачем тебе спускаться вниз? — неосторожно спрашиваю я. Очень неудобно говорить с ней, когда вокруг мечется третий посторонний и постоянно трогает мое лицо.

То есть я, конечно. понимаю, что поглядеть на самые нижние и подземные уровни очень интересно, особенно если не надо оставаться там жить, и я помню свои ощущения от спуска, но у самой Стеллы для этого совсем другие резоны, и, боюсь, вина там не на последнем месте.

— Я должна, — действительно вырывается у нее. Она осекается и смотрит на свою подругу — мастера, которая делает мне макияж. Та, без особой охоты, но все так же дружелюбно, как и все здесь ведут себя, заканчивает со мной и поворачивает к зеркалу.

— Ну как?

— Потрясающе, — неискренне говорю я, не узнавая себя в отражении. Стелла поспешно расплачивается и мы выходим из секции, отходя в сторонку ото всех.

Ни одна из нас не знает, как продолжить разговор, но обеим понятно, о чем мы молчим. Так и мнемся на месте с минуту или две.

— Стоув не захотел бы, чтобы ты подвергала себя опасности, — говорю я, так и не найдя нужных слов.

— Я знаю, — у Стеллы наконец прорываются слезы, и она аккуратно вытирает глаза. — Но что еще я могу для него сделать? Уже поздно вообще что-то делать, знаю, но меня не было рядом с ним, когда он нуждался в помощи. Он даже не понимал, что я бы все для него сделала, если бы он только попросил, в лепешку бы расшиблась! Но он этого не знал. Кем мы были друг для друга? Просто людьми, выросшими рядом, пути которых разошлись, когда для этого пришло время. Все детство мы играли, шутили друг над другом, смеялись, просто проводили досуг. Близкие люди, но… Он не видел во мне человека, с котором можно было бы поделится любой проблемой, обратиться за поддержкой. Вот он и умер один. Он не смог получить Фелис, отчаялся и покончил со всем, не понимая, что у него всегда был и будет родной человек, который любит его! Он даже не подумал обо мне! И кто в этом виноват, если не я сама?!

Мои жизненные обстоятельства во многом отличаются от жизни Стеллы и другой молодежи, выросшей в когардах верхних уровней, но мне очень хочется понять ее. Всю свою жизнь они с братом принадлежали к одному кругу, к тому, что в некоторых мирах называют семьей. Они считались самыми близкими родными людьми. А потом вдруг одномоментно произошло отделение их друг от друга, все связи принудительно оказались разорваны. Они все еще родственники, но формально вдруг перестали быть своими людьми. Отдалились и в итоге потеряли друг друга. Это должно быть действительно чудовищное чувство.

Спускаюсь в подземный клуб, когда все самое интересное уже явно закончилось, хотя я не особо жалею об этом. Из бойцов никого не видно, и возвышение для важных персон опустело. Большая клетка в центре зала также пуста, только подозрительные пятна поблескивают внутри нее в свете прожекторов. Не знаю, обошлось ли сегодня без отрывания «деталек», но толпа вокруг как-то подозрительно перевозбуждена.