Мыши

Я принялась разглядывать книжные полки по другую сторону шершавой каминной полки. Вот они все, мои сокровища: полное собрание сочинений Шекспира, «Война и мир», «Мадам Бовари», «Преступление и наказание», «Гордость и предубеждение», «Дон Кихот», «Оливер Твист», «Отверженные» — достойная библиотека классики европейской литературы. На верхних полках стояли книги по искусству — огромные иллюстрированные альбомы по Ренессансу, импрессионистам, модернизму, Дега и Вермееру, Микеланджело, Тернеру и Боттичелли. «Музыкальную секцию» книжного шкафа представляло тридцатитомное издание «Жизнь великих композиторов», которое мы заказывали в книжном клубе любителей музыки, аккуратно расставленное в алфавитном порядке — Бах, Вагнер…

Да, здесь они были все, боги и богини искусства, литературы и музыки. Божества «культуры» среднего класса. Но, разглядывая сейчас их ряды, я впервые в жизни вместо восторга и восхищения испытывала лишь ненависть. Даже не ненависть, а отвращение. Они вызывали у меня тошноту.

Все они были ложью. Одним большим обманом. Они лишь притворялись, будто рассказывают о жизни — реальной жизни, — но на самом деле не имели к ней никакого отношения. В реальной жизни не было места романам и поэмам, пейзажам или абстракциям из красно-желтых квадратов, соединению звуков в гармонию музыки.

Реальная жизнь была полной противоположностью порядку и красоте; она была хаосом и страданиями, жестокостью и ужасом. В реальной жизни твои волосы поджигали, хотя ты не причинил никому вреда; террористы взрывали бомбы, когда ты вел своего ребенка в школу или сидел в любимом ресторане; тебя забивали до смерти на задворках, чтобы украсть у тебя жалкую пенсию, которую ты только что получил; тебя насиловала банда пьяных незнакомцев; тебе перерезал горло наркоман, забравшийся в твой дом в поисках денег. Реальная жизнь была ежедневным массовым убийством невиновных людей. Она была бойней, мясной лавкой, увешанной трупами бесчисленных жертв-мышек…

И вся эта «культура», все это «искусство» были лишь уловкой. Они позволяли нам притворяться, что человек — благородное и интеллектуальное создание, давным-давно распрощавшееся со своим животным прошлым и перевоплотившееся в нечто более совершенное, чистое; а одно то, что человек научился рисовать и писать, как ангел, априори делало его ангелом. Но это «искусство» было всего лишь ширмой, скрывавшей уродливую правду — правду о том, что мы вовсе не изменились, что мы все те же варвары, вспарывающие теплые туши животных, которых забили острыми камнями, обрушивающие свою злость на слабых ожесточенными ударами бейсбольных бит. Красивые картины и умные поэмы ни на йоту не изменили нашу природную сущность.

Нет, живопись, музыка и поэзия нисколько не отражали реальную жизнь. Они были прибежищем трусов, иллюзией для тех, кто был слишком слаб, чтобы посмотреть правде в глаза. Пытаясь впитать эту «культуру», я добилась лишь того, что стала слабой, слабой и беспомощной, не способной защитить себя от зверей в человеческом обличье, населявших джунгли двадцать первого века.

— Он убьет нас, мама. Я это точно знаю.

— Шелли, ты должна сохранять спокойствие. Просто делай то, что он говорит.

— Ты не понимаешь, в какой мы опасности! Он же накачан наркотиками! Он убьет нас!

Ну, и что это была за справедливость? Какой бог позволил этому случиться? Разве мы с мамой не достаточно настрадались? Отец бросил нас, оставив одних бороться за выживание, в то время как сам нежился под испанским солнцем со своей двадцатичетырехлетней шлюхой. Меня подвергли такой чудовищной травле, что пришлось оставить школу и перейти на домашнее обучение. Мое лицо до сих пор хранит следы чужой ненависти. И наконец, из всех домов в округе эта ходячая бомба замедленного действия выбрала именно наш, и именно в то время, когда мы только начали строить новую жизнь и появилась надежда на лучшее.

И какие еще страдания мы должны были вытерпеть на этот раз? Изнасилование? Пытки? Какое преступление мы совершили в своей жизни, кроме преступления быть слабыми, быть мышами? Какой вред мы причинили, что заслужили такое строгое наказание? Почему это не происходит с Терезой Уотсон или Эммой Таунли? Почему это не коснулось девочек, которые устроили мне такую жестокую травлю, что я даже хотела свести счеты с жизнью? Почему это не происходит с моим отцом и Зоей? Почему это происходит именно с нами? Опять? Разве мы не настрадались в своей жизни?

— Мама?

— Да, дорогая?

— Мама, кажется, веревка поддалась. Думаю, мне удастся высвободить руки.

И тут я уловила едкий запах алкоголя и поняла, что он возвращается в гостиную.

14

Он прошел мимо нас, с красной спортивной сумкой, туго набитой добычей. Казалось, он прихватил все, что попалось под руку, — я даже разглядела семейную упаковку шампуня из ванной, торчавшую из бокового кармана.