Мыши

Зайдя в нужный двор, Мишка присел на чугунную оградку для лилипутов и прикинулся придурком, прогуливающим уроки из жалости к училкам. Прошло некоторое время, и он уже начал вживаться в образ, как вдруг послышались знакомое шипение и свист, и воздух одна за одной пронзили три стремительные птицы.

— Полетели, гады! — прошептал Мишка.

Надо же, вот повезло: сразу три, как и хотел!

— Отлетались, голубчики! — пообещал он.

К возвращению самолетов надо было выйти на боевую позицию. Он быстро пошел туда, где в трех его ростах над землей обрывалась железная лестница, поднимающаяся до самой крыши. На такую каракатицу только растелёпа не забросит крюк с веревкой. По специально навязанным на веревке узлам Мишка без особого труда долез до лестницы (доска болталась за спиной), потом с холодных перекладин переполз на крышу пристройки и затаился там, присев за углом. Опасаясь, что руки потеряют от холода меткость, он держал их в карманах, а боевые свойства рогатки сохранял, грея ее на груди.

— Вот, смотри, — сказал Комов Лизе, — я нарисовал все помещения, которые здесь имеются. Теперь напишем коды тех дверей, которые Цаплин нам сгоряча вчера назвал…

— Ну и что? — спросила Лиза. — Я ничего особенного не вижу.

— Это потому что ты не разбираешься в симфонической музыке, — сказал Комов, пылая торжеством. — Здешние помещения зашифрованы по принципу размещения групп инструментов в симфоническом оркестре!

— Всё равно не понимаю. Причем тогда "Петрушка" с этим… как его… Тогда было бы: "трубы", "скрипки"…

— Кое-что я уже понял, а в остальном сейчас попробуем разобраться. Например, вот эта комната "Глиэр" сбоку — здесь в оркестре обычно стоит арфа. Специально для нее писали не так-то уж много композиторов. У "Глиэра" как раз есть целый концерт для арфы с оркестром. Рядом — "Петрушка". Теперь понятно, почему профессор не стал называть эту дверь именем автора, то есть Стравинского. Усекаешь?

— Не усекаю, — сказала Лиза, покорно потакая Комовскому гонору.

— Потому что в первой партитуре его "Жар-птицы" — целых три арфы, и могла случиться путаница!

— С ума сойти! — сказала Лиза.

— А "Петрушка", — продолжал Комов, — это однозначно — валторны или кларнеты… Но валторны обычно сидят подальше… Как раз, где мы, то есть — там, где "Вебер"… Хм… Вполне может быть… Вебер… а мог быть и Скрябин, у него порой целых восемь валторн… да и Штраус любил увеличенное число труб и валторн… и Гайдн…

— С ума сойти! — снова сказала Лиза.

— Теперь разберемся с "Малером", — заявил Комов, заметно разгорячившись и ползая пальцем по листку. — В оркестре здесь сидит туба… или тромбоны. Можешь мне поверить: Малер в самом деле любил тромбоны. Вспомни "Траурный марш": в нем преобладающий тембр — тромбоны… Правда, Малер любил, кроме всего прочего, виртуозную арфу, но арфу мы, к счастью, уже разгадали.

— А "Болеро"? — спросила Лиза, невольно заинтересовавшись этим музыкальным ребусом. — Я это "Болеро" как-то слышала.

— Болеро… где оно у нас?.. А!.. В "Болеро" — флейта, кларнет, фагот. Кларнеты у нас — "Петрушка", значит, остаются флейты или фаготы… Проблема в том, что они слишком близко сидят… Но "Болеро" с флейтой у меня как-то не… — Алексей не донес до языка последнее слово, а вместо этого сказал:-Почему-то так и лезет в голову "Шутка".

— Какая еще шутка тебе лезет в голову? — удивилась Лиза. — Что-нибудь смешное про оркестр?

— Другая. Пьеса Баха для флейты… Вот прекрасный ключ!

— Как-то очень просто, — усомнилась Лиза. — "Шутка" какая-то… слово несерьезное.

— А "Болеро" — серьезное слово? — резонно возразил Комов.

Он посмотрел на часы.

— Сейчас около двенадцати. Я думаю, Арнольд Андреевич Цаплин уже отправился на свой парад… — Комов сорвался со стула и выскочил в коридор.

Когда он вернулся, глаза его сверкали алмазным блеском супермена. Он поманил Лизу пальцем и горячим шепотом сказал ей в ухо:

— Открылась! На "Шутку"! Сделали мы хитромудрого профессора!

— Давай разгадывать дальше! — предложила Лиза, тоже переходя на шепот.

— Главное — дверь наружу! — сказал Комов посвистывающим от волнения голосом, тыкая пальцем в нужное место, — и вот здесь… бункер, где он сам сидит… Теперь начнем думать. Внешняя дверь — в самом конце коридора…

— Ну! — нетерпеливо сказала Лиза.

— Не сбивай мысль!.. Это получается дальний левый край оркестра…

— Значит, там ставят что-то большое, — снова не выдержала Лиза. — Чтобы других не загораживать.

— В оркестре не загораживают, в оркестре заглушают! — возмутился Комов. — А то бы рояль дальше всех запихивали!.. Но сейчас ты отчасти права. Речь идет кое о чем крупном. Думаю, что это литавры.

— Для них тоже кто-то писал?

— Темнота! — усмехнулся Комов. — Литавры — это большие барабаны. Вроде котлов.

— И на какое слово эти котлы откроются?

— Как раз над этим я и думаю, — сказал Комов. — Литавры… — прошептал он, — Литавры!.. — и на какую-то секунду вдруг стал настолько похож на профессора Цаплина, что Лизе стало неуютно.