Тропа прижалась к мусорному холму, который отличался от других более солидной высотой и тем, что из темени у него почему-то торчала асбестовая труба, выпачканная на конце копотью.
— Пришли, — сообщили Алексею.
— Где же князь?
— У себя.
Не успели эти короткие слова растаять в зловонном воздухе, как тропа повернула, и открылась картина, от которой у Комова губы сами по себе сложились сердечком и причмокнули.
И было отчего, скажу я вам, не только причмокнуть, но и присвистнуть.
О, скальные буддийские храмы! О, подземные города Каппадокии!..
В боку холма открылся широкий зев, за которым взгляд проваливался в сумеречное пространство. Портал, оформляющий вход, заставил бы какого-нибудь зануду-ориенталиста, окажись он поблизости, заговорить о дворцах арамейских царьков древней Гузаны. С одной стороны стояла гипсовая фигура рыбака с осетром в руках и арматурным прутом вместо ноги. С другой — колхозница, обнимающая сноп. На снопе приютились остатки золотой краски, напоминающие о прежней счастливой жизни. Без снисхождения к этому великолепию на поперечной балке, держащей свод, было намалевано с казенным равнодушием:
"Полигон 2-бис, уч. № 1"
— Постой-ка здесь, мил-человек, — велел один из помоечных волков, и Комов запоздало догадался, что это обращение у икарийцев — вроде как "синьор" у итальянцев или "пан" у поляков.
В портал входили, равно как и выходили из него, разнообразные люди, некоторые очень даже цивильного вида, с портфелями. Один из Комовских спутников тоже отправился в загадочное нутро холма. Пока он отсутствовал, двое остальных рассматривали следователя.
— Из Москвы?
Алексей подтвердил.
— Плохо в Москве? — сочувственно спросили икарийцы.
— Э-э… — замялся Комов. — Как вам сказать…
— Что там фасон давить, — со знанием дела сказали икарийцы. — Плохо у вас, в Москве. Совсем хреново. Всё в область везут…
К счастью, этот туманный разговор прервало появление ушедшего, который махал издали рукой.
— Иди, мил-человек, тебя ждут.
Алексей Комов вошел под свод, удерживаемый рыбаком и колхозницей, не без душевного трепета. Что ни говори — монументальное искусство — оно и на свалке монументальное искусство. Внутри помещения многочисленные беспорядочно расставленные подпорки, некоторые очень даже экзотические, вроде поставленного на попа остова от "Москвича", не давали упасть потолку, сварганенному из кусков фанеры и других плоских предметов.
"Ну, не Айя София! Снаружи-то смотрится солидней!"
В похожие на окна отверстия падал и клубился солнечный дым; большая железная печь напоминала о виденной накануне трубе в темени холма. Комов замешкался, разглядывая силуэты, занятые деловыми разговорами, подкрепленными иногда шуршанием бумаг. Но спутники указали следователю, чтобы шел глубже, и там, наконец, обнаружился князь.
Князь сидел в кресле, достойном антикварного магазина, если б восстановить ему отломанные финтифлюшки и заменить засалившуюся обивку. Половина рекламного щита позади напоминала о счастливой американской жизни. Увидев Комова, князь величавым движением руки остановил текущий с кем-то разговор.
— Ба!
С привычным проворством он спрыгнул с кресла и по-свойски ухватил Комова за локоть.
— Признаюсь, всё же не ожидал! — воскликнул он и, как тогда, в троллейбусе, волшебным образом выудил откуда-то огрызок сигары.
Тут же несколько рук протянулись с огнем, и через секунду, оставляя позади себя длинное вьющееся растение из дыма, князь увлекал следователя обратно к рыбаку и колхознице.
— Не будем мешать джентльменам работать, верно?
— Ну и местечко тут у вас! — сказал Комов, когда перед ними вновь раскинулись горизонты Икарии.
— Между прочим, — веско сказал князь, — территория была когда-то отведена под Детский парк чудес.
— Запах действительно чудесный.
Князь посмотрел на Комова с усмешечкой взрослого человека, вынужденного объяснять ребенку, что Земля движется вокруг Солнца, а не наоборот.
— Запах не хуже, чем в Госдуме. Каждый человек живет в воздухе, наполненном вонью разложения, просто не каждый нос это чует.
Комов поморщился от этой примитивной демагогии.
— Как вас только окрестные жители терпят!
— А куда же деваться? — удивился князь. — Разве можно цивилизованному государству без свалок?
— А людей зачем сюда звали?
— Расширяемся. Новые руки нужны.
— Тоже мне, счастье — на свалку угодить!
— Конечно, мусор теперь уже не тот, что до дефолта, — вздохнув, согласился князь. — Но народ за место держится…
Комов поджал губы от такого фанфаронства.