Мыши Наталии Моосгабр

– Муляж – это мертвая подделка. Муляж – это искусственная вещь, – сказал Оберон Фелсах, глядя в лицо госпожи Моосгабр, – муляж – это просто-напросто обман. Такой муляж может стоять на балконе, может сидеть на троне, может быть снят в кино и изображен на официальных портретах. В магии это называется субститут, заменитель. Уже долгие годы ходят слухи, – Оберон Фелсах поглядел теперь на фонтан посреди зала, – что Раппельшлунд умертвил княгиню или держит ее в заключении в замке. Но правда другая, и об этом тоже говорят: княгиня жива и где-то скрывается. Думаю, – Оберон Фелсах посмотрел на разноцветное оперенье на шляпе госпожи Моосгабр, – думаю, что теперь полиция твердо знает, где княгиня. В прошлые годы полиция наводила справки у разных людей: у тех, кто когда-то знал ее или хотя бы раз в жизни видел, или у тех, кто когда-либо в прошлом перемолвился с ней словом. В прошлые годы полиция разыскивала ее постоянно.

– А теперь, значит, разыскала?.. – вскинула глаза госпожа Моосгабр.

– Разыскала, – улыбнулся Оберон Фелсах, – в самом деле, теперь полиция уже знает, где княгиня. Предположим, что именно сейчас она в Кошачьем замке.

– В Кошачьем замке в предгорье Черного леса, – изумилась госпожа Моосгабр, – в Кошачьем замке? Разве там она когда-нибудь была?

– Несомненно, – кивнул Оберон Фелсах спокойно, – и теперь она, возможно, тоже там. Возможно, именно сейчас в этом замке она жарит шампиньоны и вяжет кружево.

– А ваша экономка готовит ужин? – изумленно спросила госпожа Моосгабр.

– Да, готовит, – кивнул Оберон Фелсах, – в кухне. Готовит фукусы и другие водоросли, шампиньоны, варит черепаховый суп и при этом бегает в погреб и трясется от страха. Жарит рыбу… – Оберон Фелсах поглядел на фонтан посреди зала, – вынимает из нее кости, в рыбе не должно оставаться ни одной косточки. На буфете на подносе у нее и нарезанное сало, – сказал он, – а вы, значит, принесли пироги…

– Пирожки, – уточнила госпожа Моосгабр и кинула взгляд к стене, где стояла ее большая черная сумка и перевязанный веревкой сверток, – я пекла их целый день. Положила ваниль, миндаль, изюм… Но я принесла и другие вещи… – госпожа Моосгабр слегка улыбнулась, – я ведь не только пеку, но умею и стол накрывать. Я хотела бы сегодня в столовой все сделать сама.

– Пожалуйста, – кивнул Оберон Фелсах, – экономка даст вам скатерть, и вы накроете.

– Я и скатерть принесла, – покачала головой госпожа Моосгабр, – и украшения принесла. Поэтому я взяла сумку и сверток. Думаю, госпожа экономка не обидится, если я сама все приготовлю и подам.

– Как вам будет угодно, – кивнул Оберон Фелсах и посмотрел на зеленые и красные перья на шляпе госпожи Моосгабр. – А почему ей обижаться? За столом вместе со студентами нас будет пятеро. Знаете, госпожа, – сказал он вдруг, – что ваши длинные перья на шляпе, зеленые и красные, тех же цветов, что и наши звездолеты? Наши звездолеты тоже светят зелеными и красными огнями.

– Возможно, – кивнула госпожа Моосгабр, и перья на шляпе затрепетали, – иногда эти звездолеты я вижу. Да и эти бусы, – госпожа Моосгабр потянулась рукой к шее, – тоже тех же цветов, что и некоторые поезда в метро, как сказала мне наша привратница. Господин отец-оптовик на Луне, значит. А вы на Луне еще не были?

– Еще нет, – покачал головой Оберон Фелсах и провел обеими руками сверху вниз по своим длинным волосам, у него и вправду были длинные ногти, особенно на мизинцах, и был он довольно бледным, – но когда-нибудь туда отправлюсь. Хотя все, что там происходит, знаю. Слышу рассказы очевидцев, у меня много книг с иллюстрациями, мы учим про это в школе. Там довольно тоскливо.

– Но где-то у кратеров люди купаются в лаве, – сказала госпожа Моосгабр.

– Только говорится, что в лаве, – улыбнулся Оберон Фелсах, – в действительности это пыль и пепел в искусственной воде, короче говоря – грязь. Грязь, которая тает на солнце, потом чуть охлаждается, и люди купаются в ней. Этим лечат ревматизм, почки, артериосклероз, некоторые психические заболевания. Особенно те, вот ирония, – Оберон Фелсах улыбнулся, – что возникают именно там, на Луне. От ощущения оторванности, одиночества, отвергнутости… А настоящей лавы на Луне нет, – покачал он головой, – Луна – потухшая планета. Строить там курорты довольно дорого, как дорого и все остальное – все ведь должно быть под стеклом, потому что там резкий перепад температуры. Днем там почти сто градусов жары, а утром до восхода солнца – сто пятьдесят семь градусов ниже нуля.

– Там страшный мороз, – кивнула госпожа Моосгабр, – поэтому господин оптовик и продает там обогреватели.

– Обогреватели, так же как и радио, магнитофоны, лампы, телевизоры, – сказал Оберон Фелсах, – там люди по радио и телевизорам ловят земные станции… У меня здесь, – из кресла он указал на зал, хотя, очевидно, имел в виду всю виллу, – множество магнитофонов, телевизоров и радиоприемников, но все они, как правило, спрятаны в стенах. И у экономки в кухне есть скрытые радиоприемники, так что она может слушать и когда готовит.