Мыши Наталии Моосгабр

– Госпожа Моосгабр, – сказала госпожа Кнорринг, чуть повернувшись к госпоже Моосгабр, стоявшей сзади с большой черной набитой сумкой возле привратницы, – госпожа Моосгабр. Двенадцатилетний сын присутствующей здесь госпожи Айхенкранц прогуливает уроки, шляется и подстреливает птиц. Вам здесь на кладбище известно об этом. Известно об этом лучше, чем господам Смиршу и Ландлу, знаете, кого я имею в виду, ах да… – госпожа Кнорринг вдруг осеклась, – впрочем, вы их еще не знаете, они в Охране новенькие. Короче, госпожа Моосгабр, займитесь этим и приходите в Охрану оповестить меня. А сейчас мне пора на репетицию хора. – И госпожа Кнорринг, переложив ноты из одной руки в другую, пошла прочь – никто и опамятоваться не успел.

С минуту на кладбищенской дорожке под каштаном стояла тишина.

Потом госпожа Айхенкранц с неизменно румяными щеками под черными локонами и голубым чепцом повернулась к госпоже Моосгабр и сказала чуть не плача:

– Я порядочная вдова, забочусь о мальчике, как могу. Забочусь так, что с ног валюсь, ну есть ли у кого право забрать его у меня? Вы служите в Охране?

– Я Наталия Моосгабр, я там не служу, а просто оказываю помощь, – сказала госпожа Моосгабр, – у меня и такой документ есть.

– У госпожи Моосгабр и такой документ есть, – вмешалась в разговор привратница, – двадцать лет, как она этим занимается. И этому бедняге Фаберу, – она указала на могилу мальчика поодаль, которую уже засыпали, – этому бедняге она глаз сохранила. Не будь ее, бедняжка глаз потерял бы.

– У меня и такой документ есть, – повторила госпожа Моосгабр и вынула из сумки карточку, – вот, мадам, видите? Удостоверение. На нем печать и даже подпись госпожи Кнорринг.

Госпожа Айхенкранц взглянула на удостоверение и невольно попятилась.

– Но я же забочусь о сыне, – повторила она, теперь уже довольно резко, и схватилась за чепец на локонах, – я порядочная вдова, имею лавку. И иду сейчас искать мальчика.

– А как же я? – засипел старый господин в котелке, расстегнутом фраке и с золотой цепочкой на жилетке, который все еще стоял там, переступая с ноги на ногу. – А как же я? Вы, мадам, – сказал он госпоже Моосгабр, – собираетесь расследовать это дело?

– Собираюсь расследовать, – кивнула госпожа Моосгабр.

– Госпожа Моосгабр собирается расследовать, – вмешалась в разговор привратница, – у нее большой опыт, она оказывает помощь в Охране уже двадцать лет.

– Всемилостивый Боже, – вскричала госпожа Айхенкранц опять довольно резко, – мадам, он же ничего не взял у этого господина. Он этого господина даже не знает. Он ни разу в жизни не видел его, и я тоже.

– Но какое это имеет значение, не правда ли? – проскулил старый господин и, снова обратившись к госпоже Моосгабр, сказал: – Итак, мадам, вы расследуете это дело.

– Но не так все просто, – сказала госпожа Моосгабр и затрясла большой черной набитой сумкой. – Прежде всего я должна повидать этого мальчика. Прежде всего я должна расспросить его о том о сем. Прежде всего я должна выяснить. Ступайте домой, – сказала она старому господину в котелке, – через три дня в два часа пополудни приходите к госпоже Кнорринг в Охрану. Она вам сообщит, что мне удалось выяснить. А сейчас я пойду, мадам, с вами, – сказала она госпоже Айхенкранц, – с вами, а мальчика вы постарайтесь найти. Но прежде вы пойдете со мной.

– Боже всемогущий, – вскричала госпожа Айхенкранц и вытаращила глаза, – не в полицию же? Я порядочная вдова, никаких дел у меня с полицией не было, о сыне я забочусь.

– Не в полицию, нет, – госпожа Моосгабр затрясла большой черной набитой сумкой, – не в полицию, а вон туда, чуть дальше, к могиле. Там у меня могила, и уж коли я здесь, я должна поглядеть на нее. А как погляжу, сразу же начнем искать мальчика.

– Великий Боже, – вскричала на этот раз привратница и окинула взором бесконечные могилы, – жаль, что не могу с вами, я бы помогла вам. Разве вы его, мадам… – обратилась она к госпоже Айхенкранц, – найдете?

Многие уже ушли с похорон маленького Фабера, могилу засыпали, теперь на ней лежал букет цветов. Откуда-то издали донеслись звуки валторны, трубы и возвышенное пение.

– Еще похороны, – сказала госпожа Моосгабр привратнице и затрясла большой черной набитой сумкой, а потом повернулась к госпоже Айхенкранц и сказала: – Пойдемте же.

– А я как же? – заскулил старый господин в котелке, продолжая стоять под каштаном как столб.

Они пошли дорогой под каштанами, и госпожа Айхенкранц с неизменным румянцем на пухлых щеках сказала:

– Как он может утверждать, что мальчик обокрал его? Как он только позволяет себе такое? Мадам, я хорошо знаю мальчика, я вдова, мне пятьдесят. Он ни полушки не взял бы.

– Не дай Бог вам ошибиться, мадам, – сказала госпожа Моосгабр, – я знаю одну мать, что так же вот ошибалась. Она так же думала, что с детьми все в порядке, а потом они оказались в спецшколе и в исправительном доме.