Мыши Наталии Моосгабр

– Изведет, – быстро кивнула госпожа Айхенкранц, снова стала спокойнее, и ее пухлые щеки казались уже не такими бледными, однако и теперь, хотя все кончилось удачно, она была, как ни странно, еще бледна и беспокойна… – изведет. Не смей больше ни шляться, ни воровать, – сказала она мальчику, – в кого тебе быть таким, я же порядочная вдова, ты должен был бы в меня пойти. И того духового ружья, что у тебя отобрали, ты тоже больше не коснешься. Госпожа Моосгабр будет проверять, а ты знаешь, что это значит. Госпожа Моосгабр строгая и спуску тебе не даст. Чтобы только ты не попал в спецшколу и меня не замучил. Госпожа Кнорринг, большое вам спасибо за ваше мудрое решение. Я премного, премного благодарна и госпоже Моосгабр, что она так горячо взялась за это дело, я знала, что она большая специалистка и все на свете знает. И лечит. И ты теперь тоже, – сказала она мальчику, – поблагодари как следует этих дам. Сперва госпожу Кнорринг. Встань на колени и скажи: «Милостивая госпожа, я очень благодарен вам, что вы еще раз со мной попробуете. Что я могу остаться дома и помогать в лавке».

Мальчик, улыбаясь, медлил, но потом опустился на колени перед письменным столом и повторил то, что велела мать. Отбарабанив, он быстро вскочил на ноги.

– Так, а теперь поблагодари госпожу Моосгабр, – кивнула госпожа Айхенкранц. – Скажи: «Госпожа Моосгабр, спасибо вам, что вы за меня похлопотали, а также за то, что вчера вечером привели меня из парка домой». Так. – И госпожа Айхенкранц вдруг сделалась почти совсем спокойной, и ее пухлые щеки стали чуть покрываться румянцем. Но тут случилось невообразимое: мальчик на колени не опустился.

Он неожиданно выпятил грудь с белым сухим цветком, улыбнулся и покачал головой.

– Эта госпожа, – улыбнулся он и покачал головой, – домой меня не приводила. Та госпожа была совсем другая.

Госпожа Айхенкранц, смертельно побледнев, стала падать со стула. Госпожа Кнорринг и господа Смирш и Ландл, остолбенев, смотрели на госпожу Айхенкранц во все глаза. А госпожа Моосгабр посмотрела на маленького Айхенкранца, и на лице ее, как ни странно, не дрогнул ни один мускул. Наконец госпожа Кнорринг взяла слово:

– Как это не та госпожа, которая вчера вечером привела тебя из парка домой? Это именно она и есть.

Но мальчик улыбался и качал головой.

– О небо, – очнулась теперь и госпожа Айхенкранц, – это же именно та госпожа, Боже милостивый, это же госпожа Моосгабр, которая нашла тебя в парке и привела к дому.

Но мальчик опять улыбнулся и покачал головой.

– Ах Боже, – воскликнула госпожа Айхенкранц уже смертельно бледная и заломила руки над своим черным чепцом, – я предчувствовала это несчастье. Я предчувствовала. Он, бедняга, болен… – запричитала она, – вчера вечером, когда госпожа Моосгабр вела его домой, он простудился и ночью потерял дар речи…

– Но он же говорит, – вмешался господин Смирш.

– Но у него жар! – воскликнула госпожа Айхенкранц и, посмотрев на госпожу Моосгабр на скамье, сомкнула руки и выпалила: – Госпожа Моосгабр, прошу вас, вы же такая специалистка, спасите меня, несчастную, еще раз. Скажите, что это вы привели его домой. Ведь это были вы. Скажите это здесь госпоже Кнорринг и господам советникам, он ведь не знает, что говорит, у него жар. Я же тебе все утро втолковывала… – госпожа Айхенкранц взволнованно обратилась к сыну: – Все утро, и вчера вечером втолковывала, что тебе говорить здесь, в Охране, а ты возьми да…

– Это была я, – сказала госпожа Моосгабр.

– Ну вот видишь, видишь, – прикрикнула госпожа Айхенкранц на сыночка, – видишь, что это именно та госпожа, а ты несешь всякую чушь, потому что в жару. Ты простудился и потерял дар речи.

– Не потерял, – мальчик неожиданно снова покачал головой, – и не простудился. Это была другая женщина.

– Постойте, – вдруг сказала госпожа Кнорринг за письменным столом, с головой высоко поднятой и лицом очень надменным. – Постойте. Спокойно, сейчас мы проверим. Послушай, – она повернулась к мальчику, – когда эта госпожа вела тебя вчера вечером через парк домой, она читала тебе какой-нибудь стишок? – И мальчик, выпятив грудь, улыбнулся и кивнул. – Госпожа Моосгабр, – сказала госпожа Кнорринг, – прочтите стишок о старушке слепой. Вы прочтите его, а ты послушай.

И госпожа Моосгабр, кивнув, чуть повернулась к мальчику и прочла стишок о старушке слепой:

– «Старушка слепая из церкви бредет, клюкою дорожку никак не найдет. Клюкою дорожку торить нелегко, упала старушка – не подымет никто».

– Прекрасное стихотворение! – воскликнула госпожа Айхенкранц.

– Прекрасное, – сказала госпожа Кнорринг, – так. Говорила тебе дама, что вела тебя домой, этот стишок?..

И мальчик кивнул.

– Так, – кивнула госпожа Кнорринг, – этим доказано все. Все доказано, и поставим на этом точку. И чтобы нам закрыть дело, как я уже сказала, попробуем еще раз. Но если ты не будешь слушаться, отправишься в исправительный дом.

И госпожа Клотильда Айхенкранц вскочила со стула, ее смертельно бледные пухлые щеки сразу же и надолго зарумянились, глаза засияли, в черном платье и чепце она вдруг стала похожа на веселую вдову.