Звонок в передней удивил её. Надежда, которой хватило секунды пути от кухни до двери, отогрела лицо. Женщина открыла запор почти с улыбкой…
— Извините за позднее вторжение, — сказал Петельников.
— Вам кого?
— Николая Николаевича.
— А вы кто?
— Вот моё удостоверение. Утром вас не застал.
— Ребят у бабушки забирала…
Она поверила, не глянув в книжечку, будто ждала этого позднего гостя из уголовного розыска.
— Проходите на кухню, в комнате спят дети.
Инспектор шёл, стараясь не наступать на крупные осколки. Окинув взглядом стол, он понял, что тут отшумела какая-то буря.
— Николай Николаевич пировал? — улыбнулся Петельников.
— Нет.
— А кто же — вы?
Она тоже улыбнулась — натянуто, из вежливости. И помолчала, раздумывая, отвечать ли. Инспектор подождал, намереваясь свой вопрос повторить, поскольку ему очень захотелось узнать, кто же так примитивно гулял. Ведь не главный же механик?
— Приятель Николая вчера заходил, — как-то неуверенно ответила женщина.
Петельников хотел спросить, почему же со вчерашнего дня не убирается, но лишь пристально вгляделся в её лицо — зачем спрашивать?
— Фамилию приятеля знаете?
— Башаев.
— Водитель с хлебозавода?
— Он…
— Что же их связывает?
— Красивая жизнь.
— Башаев… и красивая жизнь? — удивился инспектор.
Женщина зло повела рукой, показывая на стол и на битые стёкла:
— Вот для него красивая жизнь.
Петельников сел на подвернувшуюся табуретку — к концу дня ноги принимались гудеть. Но женщина не села, выжидательно замерев посреди кухни. Инспектор встал:
— Мне нужен ваш муж.
— Его нет.
— А где он?
— Наверное, на заводе.
— На заводе его нет второй день.
— Тогда не знаю.
— Жена — и не знаете?
— А вы про свою жену всё знаете?
— Я не женат, — улыбнулся инспектор, снимая её раздражение.
— Вот женитесь, тогда узнаете.
— Тогда я лучше повременю.
Он прошёлся по кухне. Уголовное преступление частенько шло рядом с семейной драмой; видимо, человек морально опускается не по частям, что ли, а весь, целиком, как тонет в болоте. Для него, для инспектора, это всего лишь расследование противоправного действия, а для женщины — несчастье…
И, как бы подтверждая инспекторскую мысль, под ботинком пустым орехом хрустнуло стекло.
— Просишь, сигналишь… И никто внимания не обращает. А потом… Что он натворил?
— Так он и дома не ночует? — ушёл от вопроса Петельников.
— Уже больше месяца.
— Где же он живёт?
— Не знаю.
— Подумайте, где он может быть. Вы же его знаете…
— Я его знала давно.
Инспекторский взгляд остановился на полочке. Рука, почти без его воли, повинуясь подспудной мысли, поднялась и сняла книгу.
— Что это? — глупо спросил он, потому что теперь им командовала она, подспудная мысль, которая вроде бы не управлялась интеллектом.
— Книга, — удивилась женщина.
— Ваша?
— Конечно, моя. Вернее, Николая.
— Николая Николаевича?..
— Это его любимая книга.
— Теперь я знаю, где искать вашего мужа, — уверенно сказал инспектор и поставил «Женщину в белом» на полку.
От Марии Сосипатровны инспектор Леденцов сразу пошёл к продавщице Сантанеевой. Рабочий день кончился, на поселковой улице давно стемнело, но он припас фонарик и лужи миновал успешно — не хотелось мочить уже подсохшие ноги…
Клавдия Ивановна встретила притушенной улыбкой и галантным радушием. Инспектор прикинулся социологом, переписывающим парнокопытных, рогатых, хрюкающих и кукарекающих. Таковых у Сантанеевой не оказалось — даже кошки не держала. Леденцов успел кинуть цепкие взгляды по всем углам и убедиться, что механика тут нет. Провожала Сантанеева ещё галантнее.
Инспектор вышел на шоссе, на асфальт, и неопределённо зашагал к лесу, размышляя…