Мышиное счастье

Инспектор не сел на предложенную тахту, а стал прохаживаться по комнате, разглядывая всё с музейным интересом; особенно влёк его накрытый стол. Рябинин приспособился к маленькому столику, где разложил свои вечные протоколы.

— Клавдия Ивановна, вы в магазине работаете одна? — начал следователь.

— Он же крохотный, для местного населения.

— Хлеб откуда получаете?

— Из райцентра. Мы ведь уже областные. Да что случилось?

Но следователь попросил её паспорт, чтобы заполнить первую страницу протокола, — уголовное дело возбуждено, поэтому любая беседа превращалась в допрос.

— Клавдия Ивановна, самосвал к магазину подходил? — спросил Рябинин.

— Их десять за день подъезжает насчёт спиртного.

— С хлебом, Клавдия Ивановна…

— Бог с вами! С каким хлебом?

— Мы же не сами придумали, люди говорят, — уверенно бросил инспектор, располагая сведениями Леденцова.

Сантанеева удивлённо задумалась, легонько взбивая рукой жёлтые, шелестящие в тишине волосы.

— Вчера, что ли?

— Вчера, — подтвердил Рябинин.

— Зашёл мужик, спросил, не надо ли хлеба…

— Какой мужик, откуда хлеб?

— Да не спрашивала я ничего. Хлеб мне его до лампочки — и привет.

— Какая машина?

— Я и на улицу не выходила.

— Опишите его.

— Мужик как мужик. Мне покупатель весь на одно лицо.

— Во что одет?

— Вроде бы в спецовку.

— Узна́ете его?

— Вы шутите…

— Ну, и чем кончилось? — спросил Петельников, видя, что рябининские вопросы вроде бы иссякли.

— Взял бутылку и ушёл.

— Что ж… Спасибо, — Рябинин уткнулся в протокол, записывая скудные показания.

Инспектор стал у книжной полки, разглядывая одинаковые переплёты: «Женщина в белом», восемь штук.

— Клавдия Ивановна, зачем столько «Женщин в белом»?

— Моя любимая книжка, на макулатуру выменяла.

Рябинин придвинул ей короткий протокол, который Сантанеева прочла одним брошенным взглядом.

— Не хотите ли закусить? Всё готово…

— Нет-нет, спасибо, — Рябинин торопливо закрыл портфель.

Но Петельников хищно воззрился на стол:

— Огурчики своего посола, Клавдия Ивановна?

— А как же! Попробуйте, попробуйте…

Она кокетливо тряхнула причёской, прошлась по комнате, включила широкую люстру и села в отдалении, забросив руки за голову. Рябинин сощурился — от блёсткого хрусталя, от яркой кофты, от желтизны волос, от её груди, которая выкатилась двумя солнцами.

— Спасибо, — Петельников одной вилкой поддел два огурца и двинулся за Рябининым, похрустывая…

На улице они вздохнули одновременно — от сделанного дела, от холодного воздуха, от облегчения, обдавшего их вместе с мокрым ветерком.

— Найди этого шоферюгу, — сказал Рябинин.

— По протектору отыщем.

— С какого-нибудь ближайшего завода…

— А Клавдия Ивановна нас обманула, — усмехнулся инспектор.

— В чём?

— Огурцы не своего посола, а кооперативного.

Я знаю множество подвигов во имя спасения народного добра. Спасают трактора, лес, горючее, стройматериалы… Но чаще всего спасают хлеб — ради хлеба чаще всего рискуют жизнью. Почему?

Директор хлебозавода, лысеющий полноватый мужчина в сером, словно присыпанном мукой костюме, страдальчески думал: «Ну зачем она пришла?» Безвозрастная женщина с невыразительным лицом, с продуктовой сумкой на коленях тоскливо думала: «Ну зачем я пришла?»

Каждый смотрел изучающе. Что-то их отпугивало друг в друге. Может быть, какая-то зеркальная похожесть, которая не всегда сближает?

— Ну, а что конкретно, что? — спросил директор почти нетерпеливо.

— Всего не перечислить…

— Например.

— Подам обед, а он только усмехнётся и зло отодвинет тарелку.

— А что подаёте?

— Обычное… Щи, котлеты… Компот…

Директор увидел, что из её сумки торчит рыбий хвост — острый, колкий, замороженный. Женщина перехватила его взгляд и добавила с чуть заметным вызовом:

— Кормлю разнообразно.

— Может, у него аппетита нет? — натужно улыбнулся директор.

— Окинет квартиру таким едким взглядом и усмехнётся. Мол, убожество. Любимое теперь его слово — убожество. Галстук купила ему… Опять убожество.

— А что всё-таки по существу?

— От него пахнет алкоголем…

— Ну, это с мужчинами случается.

— Не водкой пахнет…

— А чем? — с подступившим интересом отозвался директор.

— Винами какими-то, на духи похожими.

— Ликёрами.

Директор ждал подробностей про эти ликёры. Но, женщина, засомневавшись в их нужности, вдруг стала ожесточённо проталкивать рыбий хвост в сумку. То ли там не было места, то ли хвост ещё не оттаял, то ли рыбина попалась упрямая, но у женщины ничего не выходило. Покраснев от смущения, она зло бросила:

— От него духами пахнет, французскими.

— Что ж, он душится французскими духами?

— Не он душится.

— Ага, понимаю…

Директор догадливо поправил галстук, серый, похожий цветом на рыбий хвост.

— Я её не видела, но чувствую.

— Как чувствуете?

— Как женщина женщину.

— А вы не преувеличиваете?

— Юрий Никифорович, человек катится под гору.

Теперь женщина ожила. Лёгкий румянец придал лицу девичью силу. Спина распрямилась, плечи вскинулись, грудь поднялась, и её громадная сумка как-то сразу умалилась.

— Ну уж и катится…