Мышкин. Малый город в большом туризме. Состояние, проблемы, продвижение, перспективы

«Город должен обновляться, но не должен ухудшаться» – девиз обоснованный и способный отражать всю надобность развития и обновления, но сколько в нем таится сложностей… Реставратор, раскрывающий древнюю живопись, идет сквозь другие записи (по своей силе и творческой манере и самобытности для своих эпох тоже замечательные или, по крайней мере, качественные и красивые) и он неизбежно жертвует ими. А градостроительный совет, вписывая в старый город новый, даже весьма, эффектный дом, неизбежно жертвует обликом квартала или улицы. И порой непросто взвесить и понять – что же важней и дороже – обретаемое или теряемое? И мы в немалом затруднении не раз вставали перед суровым неизбежным выбором, и этот выбор даже и через месяцы и годы после реализации нового замысла, продолжал напоминать о себе и порой немало печалить неидеальностью решения вопроса.

Да и может ли решение быть идеальным? Ведь идя на приобретение столь нужной людям новой пятиэтажки, отказываемся от прежних зеленых лужаек, тихих перелесков, говорливого ручейка, живописных пригорков. Господи, да еще и от весеннего зеленого дыма пробудившихся ивушек и березок, и от тихих хороводов подснежников и … от соловьиного пения!

А размещая в старом квартале размашисто задуманное офисное здание, прощаешься со скромными милыми домиками, прибредшими из девятнадцатого столетия, с их задремавшими в воспоминаниях садами и огородами, с их наивно чинненькими палисадниками, с дымом из печных труб, со скрипом калиток – да со всем сонмом впечатлений и воспоминаний старой-престарой, еще уездной жизни. Градостроительный совет простых и легких решений не имеет и не предполагает! А если вспомнить, что за нами еще стоят резкие столкновения чисто материальных интересов множества людей, то мирной идиллии в его работе и вовсе не остается.

Но бывают-таки (бывают!) случаи решений как бессомненно справедливых, так и бессомненно благородных. И лучшим из них в нашей мышкинской практике было решение о строительстве Мемориала Победы.

Началась эта едва вероятная для крохотного города эпопея меньше чем за год до празднования 60-летия победного завершения Великой Отечественной войны. Казалось, все идет самым обычным порядком: оргкомитет, созданный для подготовки празднования, привычно начал свою работу, выверяя списки живых и покойных участников войны, определяясь, как следует поздравить уцелевших старых солдат, кто и какие подарки приобретать станет, откуда взять денежек, откуда начнется шествие… Конечно, нам следовало побывать и у нашего тогдашнего памятника павшим в годы войны, и посмотреть какие клумбы и как лучше подновить и украсить.

Вот тут-то и грянул гром очередной идеи нашего главы района. Он прикатил на своей машине на тихую улочку Подьяческую, где отчужденно возвышался железный параллелепипед, призванный быть памятником всем жертвам и победам великой войны и всем тысячам наших погибших земляков, и уже с подхода к нему явно преисполнился недоумения и возмущения. Нам было еще невдомек, что на сей раз так возмущает нашего горячего и нетерпеливого вожака. Но он уже на ходу гневно выговаривал: «Так что же?! Это и есть здешний памятник Победе?! И этот железный «чурбан» может взволновать чью-то душу и отразить чувства гордости за победу?! Да как вы все это терпите?! Да кто же вы такие?! Разве не ваши отцы и деды полегли на войне?!»

Памятный обелиск советским воинам

Оргкомитет обескуражено воспринимал это «ниспровержение основ», а Вождь бушевал, словесно изничтожая и «чахлую грядку цветиков», и «жалкие заборчики» ограждений, и «трафаретное» расположение списков погибших, и «нищенство» благоустройства и полную «постыдность» нашего примирения со всем этим! Наша (музейная и туристическая) часть комитета была уже в полном восторге от этого урагана возмущения. Мы и сами хорошо знали и лишь поневоле терпели и крайнюю убогость, и полную безликость памятного «ансамбля». Но чиновная часть нашего оргкомитета была буквально смятена и крайне растеряна от полного «погрома» столь привычных им заурядностей. Она никак не могли понять – что же происходит? Это просто показное возмущение, это «разрядка» недовольства, скопившегося по каким-то иным поводам или и впрямь призыв к какой-то невероятной, фантастически громадной работе?

Кто-то из них с несмелым возмущением спросил: «Так что же теперь тут надлежит делать?» И тут же был смят еще страшней забушевавшим «ураганом» обвинений: «Да строить здесь надо! Заново строить! И сотворить не это убожество, а такую мощь и красоту, чтобы душа содрогнулась! Чтобы сердце отзывалось! Чтобы слеза потекла!»

И оглядев нас то ли с горестным сожалением, то ли с глубоким изумлением, уничтожающе закончил: «Да как же вам всем не стыдно… Как вам перед павшими не совестно… Называется, почтили их память этим благоустроительным ничтожеством! Этак-то скотный двор можно благоустроить, а не святое место. Неужели так любят и чтят героев войны и свой город!»