Мышление. Системное исследование

Во-первых, есть «нечто, мне неизвестное» – некая скрытая от меня реальность, о которой я пытаюсь составить какое-то свое представление. Понятно, что, если уж соответствующая озадаченность во мне возникла, я испытываю чувство неопределенности, а чтобы уйти от него, я должен попытаться эту нехватку снять, сделав это «нечто, мне неизвестное» «понятным».

Итак, озадаченность порождает во мне некую нехватку – мне недостает понимания, а точнее – мне недостает интеллектуальных объектов, связь с которыми данной «неизвестности» все бы мне «объяснила». И я начинаю сканировать свое внутреннее психическое пространство на предмет поиска соответствующих интеллектуальных объектов. Я пытаюсь снять испытываемую мною нехватку, помещая «нечто, мне неизвестное» в некие смежные (гипотетические, подходящие этому «неизвестному») контексты – что думают о «философии Канта» другие люди, которые этим вопросом специально занимались, как он жил – «философ Кант», как его мысль и философская система повлияли на развитие научной мысли, что менеджерам было бы неплохо знать о «Канте» и т. д. и т. п. (выше я привел много примеров).

Все это прокручивание того, что было прежде для меня чем-то «неизвестным» (в отношениях с интеллектуальными объектами, которые я рассматриваю как «известное»), увеличивает в моем внутреннем психическом пространстве его объем и массу, что, образно говоря, как бы материализует ту «пустотность» («нечто, мне неизвестное»), с которой я изначально имел дело в своей озадаченности. По большому счету, конечно, я просто создаю некое движение других интеллектуальных объектов вокруг этой неизвестности и пытаюсь усмотреть в происходящем ось вращения (все в точности так, как когда мы говорили о «личностном “я”»). Эта ось, по сути, новый, нарождающийся во мне сложный интеллектуальный объект – то, что возникает здесь. Это во-вторых.

Впрочем, здесь есть нюанс, и это третье: представим себе «Канта» в контексте, например, бильярда или его сложносочиненных отношений с дряхлым слугой, а потом в контексте, например, роли Канта в мировой философии. Получается как-то странно – вроде бы, думается про один и тот же объект, но сказать, чтобы эти единичные представления естественно и гармонично вкладывались одно в другое, – сложно.

Соответственно, каждое такое отношение, определяемое различными контекстами (отношениями с разными интеллектуальными объектами), дает мне что-то вроде еще одного дополнительного внутреннего измерения этого моего интеллектуального объекта. И чем больше количество таких измерений, тем сложнее (и в каком-то смысле «тяжелее», «весомее») становится этот объект в моем внутреннем психическом пространстве. Теперь в нем, самом по себе, возможно огромное количество перекрестных связей, а следовательно, возникает все большее и большее количество элементов, он как бы распухает во мне. Причем все это происходит в одном этом условном шаге, между нулем и единицей!

До тех пор пока я обладал лишь «плоскостью мышления», все возможные «измерения» существовавших у меня тогда интеллектуальных объектов функционировали для меня как бы отдельно[102], как бы сами по себе: там и тогда я думаю про условного «Канта» так, а здесь и сейчас – по-другому, а то, что одно с другим для меня никак не связано, меня совершенно не заботит. В ситуации «плоскости мышления» я детерминирован ситуацией, побуждающей к активности те или иные интеллектуальные объекты моего внутреннего психического пространства, а не самой внутренней жизнью этих объектов.

Чтобы эта «внутренняя жизнь», запрятанная для меня между нулем и единицей, у моего интеллектуального объекта возникла, эти разные, множественные, дополнительные измерения должны соединиться, так сказать, под одной общей крышей. И как только это произойдет, как только я смогу спаять, сжать, сдавить их в это единство, они превратятся в своего рода самодвижущиеся машины – одно в этой системе будет пытаться войти в согласие с другим, другое с третьим и так далее, и этот процесс в принципе представляется мне потенциально бесконечным.

Когда меня спрашивают, что «менеджеру нужно знать о Канте?», я (если «Кант» уже поселился со всеми своими интегрированными друг с другом измерениями в моем «пространстве мышления») испытываю своего рода культурный шок. Теперь мне надо совместить мое представление о «менеджере» (есть у меня и такой интеллектуальный объект) с моим громоздким (объемным, тяжелым, массивным) совокупным представлением о Канте и его философии, и я не могу этого сделать. Легче, наверное, верблюду пройти через угольное ушко!