Мышление. Системное исследование

В действительности, то есть для самого моего мозга, это не так. Если представить себе эту «штуку» (субстанциональный, как мне кажется, объект реальности) как некий нейронный ансамбль в моем мозгу, то понятно, что он, будучи сложносоставным (данный сложный интеллектуальный объект состоит из более простых, но связанных так интеллектуальных объектов), имеет огромное количество связей с другими нейронными ансамблями.

То есть, все эти связи (отношения) неизбежно присутствуют, будучи правда свернутыми, в данном сложном интеллектуальном объекте. Они есть, но мы их не видим, потому что действуем в определенном содержательном контексте, который не предполагает их существования.

Действительно, зачем вам думать, что такое «металл», «трение», «сенсомоторная кора», «желудочный пепсин», «систематика растений», «физиология формирования субъективного переживания цвета» и т. д., и т. п., когда вы просто режете помидоры в салат? Нет, все это абсолютно излишне.

Однако же, если соответствующие интеллектуальные объекты в вас есть, то данные отношения (фактические связи между нейронными ансамблями) наличествуют, хотя и свернуты внутри вашего действия по приготовлению данного нехитрого блюда.

Более того, при любом возникновении «внештатной ситуации» (когда каким-то образом изменится положение вещей в реальности) — вы порежете палец, почувствуете боль в желудке, у вас случится судорога, еда покажется странной на вкус, надо будет решить, можно ли класть этот нож в посудомойку и т. д., и т. п. — соответствующие связи, до сих пор свернутые в «объекте», тут же будут вами актуализированы.

Таким образом, богатство возможных реакций и выборов в значительной степени зависит, с одной стороны, от количества имеющихся у нас интеллектуальных объектов, а с другой, и это собственно вопрос «тензорной» функции — от сложности этих интеллектуальных объектов (дополнительных измерений во внутренней организации соответствующего интеллектуального объекта).

Наше сознание, способное оперировать лишь чрезвычайно ограниченным числом интеллектуальных объектов (порядка трех элементов), существенно ограничено в решении сложных интеллектуальных задач.

Данная — по сути, физиологическая — ограниченность может преодолеваться лишь сложностью интеллектуальных объектов, которыми оперирует наше мышление: чем большее количество связей (отношений) создают соответствующий интеллектуальный объект, тем большее количество различного рода отношений возможно между ним и другими интеллектуальными объектами нашего пространства мышления.

25. Из этого возникает и понимание «тяжести интеллектуального объекта», который сам по себе, конечно, так же как и любой «объект внешнего мира», не есть какая-то субстанциональная сущность, но является лишь произведенным эффектом его внутренних связей.

Всякая реальность (как то, что происходит), включая, разумеется, и реальность пространства нашего мышления, есть отношение отношений, то есть, по большому счету — те самые связи, создающие соответствующие эффекты.

Если попытаться представить себе, как это работает на нейрофизиологическом уровне, то картина будет выглядеть примерно следующим образом…

Прежде всего, необходимо понять, что ни одна нервная клетка не способна произвести нечто осмысленное. Грубо говоря, это своего рода «онтологическое ничто».

Однако, «пульсация» нейрона приводит к возникновению связей с другими «пульсирующими» (находящимся в возбужденном состоянии) нейронами. Причем, эти связи носят и нейрохимический, и анатомический характер [Э. Кандель].

При активизации относительно простого интеллектуального объекта, активизируется сравнительно небольшой комплекс связанных нейронов. При активизации сложного интеллектуального объекта, количество возбужденных нейронов и, соответственно, связей между ними оказывается куда больше.

Поэтому, когда мы говорим о «тяжести интеллектуального объекта», речь не идет о том, что он имеет какую-то физическую «массу», а скорее об «объеме» — то есть, количестве нервных связей (связей между нейронами), которые его и определяют.

С другой стороны, данный «объем» (количество связей) действует подобно физической «массе», искривляя пространство (опять-таки пользуясь физической метафорой) нашего мышления.

Если представить себе такой «тяжелый интеллектуальный объект» как очаг нервного возбуждения, то понятно, что его влияние на другие интеллектуальные объекты носит по существу физический характер.

Такой тяжелый интеллектуальный объект на манер массивного космического тела (звезды, белого карлика или черной дыры) как бы продавливает пространство вокруг себя, заставляя другие интеллектуальные объекты изменять свою траекторию — приближаться к нему, крутиться вокруг него, а то и вовсе в него падать.