Мышонок и его отец

Мышонок перестал плакать и навострил уши, а слониха запела:

Тише, тише, плюшевый малыш,
Мама с тобою рядышком всю ночь.
Тише, тише, плюшевый малыш.
Всё плохое сон уносит прочь.

– Ты – моя мама? – спросил мышонок. Он понятия не имел, что это такое – мама, но сразу же понял, что ему она очень-очень нужна.

– О господи! – воскликнула слониха. – Ну конечно же нет! Я не твоя мама. Я просто спела песню, которую когда-то пела своему медвежонку одна плюшевая медведица.

– Ну тогда, может, ты станешь моей мамой? – не отставал мышонок. – И будешь петь мне всегда? Может, мы останемся здесь все вместе и будем жить в этом красивом доме с гостями? И никуда отсюда не уйдем.

– Ишь чего выдумал! – фыркнула слониха. – Сил моих больше нет, – пожаловалась она кукольному джентльмену, – честное слово! Стоит только с этим случайным элементом на прилавке поговорить вежливо – и сами видите, что получается!

– Двадцатиоднодюймовый цветной кинескоп, – предположил джентльмен. – Боли в спине и мышечное напряжение. ТРОГАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ЛЮБВИ, КОТОРАЯ СОГРЕЕТ ДУШУ ВСЕЙ СЕМЬЕ.

– Вот болван! – разозлилась слониха, и до самого утра больше никто на прилавке не промолвил ни слова. Снежинки за окном кружились, то вспыхивая в пятне фонарного света, то вновь исчезая во тьме; стенные ходики неспешно отсчитывали долгие часы мрака, а в кукольном домике продолжалось беззвучное чаепитие.

На следующий день отца и его мышонка продали. Слониха всё так же прохаживалась взад-вперёд, тюлениха вертела мяч на носу, леди и джентльмены сидели над своими чашечками, а папу и сына уложили в коробку, завернули и унесли.

Когда их распаковали, оказалось, что они уже не в магазине, а стоят под рождественской ёлкой вместе с другими игрушками. Ёлка была увешана лампочками и ангелочками и благоухала хвойным лесом. В камине потрескивал и гудел огонь, дети и кошка лежали на коврике, свернувшись калачиком, а игрушки разыгрывали перед ними представление. Пушистый белый кролик бил в тарелки с тоненьким звоном; жестяная обезьянка играла на скрипочке «Голондрину»; жестяная птичка усердно клевала пол. А мышонок с отцом танцевали.

Вокруг них громоздились коробки с подарками в ярких обёртках, но заводные игрушки были детям не игрушка: каждый год взрослые доставали их с чердака вместе с ёлочными украшениями, а после Рождества всякий раз упаковывали и прятали. «Любуйтесь сколько хотите, – говорили взрослые детям, – но заводить их будем мы. Так-то они уж точно не сломаются и будут радовать нас еще много-много лет».

Мышонок с отцом танцевали под ёлкой каждый вечер, а каждую ночь (пока люди спали) разговаривали с другими игрушками. Обезьянка жаловалась, что её заставляют пиликать на дрянной скрипчонке раз за разом один и тот же мотив; птичка жаловалась, что ей приходится клевать голый пол; кролик – что в его тарелках нет ни малейшего смысла. А вскоре и мышонок с отцом начали жаловаться на то, как это бессмысленно – раз за разом танцевать по кругу, который никуда не ведёт.

Но каждый вечер игрушки исправно давали представление, и каждый день ковёр осыпающихся с ёлки иголок у них под ногами становился всё толще, и вот наконец праздник подошёл к концу. Ёлку выбросили, а игрушки упаковали и отнесли на чердак вместе с украшениями. Там они лежали все вместе в одной коробке, в тёплом, сухом, резком запахе чердачных балок и в тусклом свете оконных стёкол, мутных, затянутых паутиной. Долгими днями и ночами они слушали, как барабанит по крыше дождь и ветер качает деревья, но полуночный бой часов не долетал до них из гостиной, и ни разу никто не позволил им сказать хоть слово. Так они и пролежали в молчании целый год, а потом их опять поставили под ёлку.

И четыре Рождества пришло и ушло, прежде чем наступило пятое – не такое, как другие.

* * *

– Заведите нам игрушки! – попросили дети, улёгшись на коврик у камина и подперев ладонями щёки.

– Мышонка-папу завели, и он, как всегда, двинулся в танце по кругу, раскачивая малыша на руках. Мимо сына проносились круг за кругом комната, ёлка, лица, озарённые светом камина… всё как всегда, но на сей раз появилось кое-что новое. Среди подарков стоял кукольный домик – маленький, одноэтажный, с узором красного кирпича, отпечатанным на фибровых стенах.

Кружась вместе с отцом, малыш заглянул в окно кукольного дома. Там за столом сидели крохотный плюшевый мишка и розовая фарфоровая куколка, а на столе стоял чайный сервиз, по сравнению с ними просто огромный. Круг за кругом мышонок-сын танцевал, то взлетая кверху, то опускаясь на руках отца, и кукольное чаепитие за окошком проносилось мимо него круг за кругом.

Тот, другой кукольный домик – каким же он теперь казался далеким! Как же далеко осталось то, другое чаепитие, и все эти элегантные леди и джентльмены, и слониха, которая могла бы стать его мамой! Мышонок-сын знал, что он на работе, но все равно заплакал.