Мышонок-путешественник

Уже на второй неделе нашего пребывания в Париже со мной приключился просто ужас. Я сидел на тротуаре под столиком уличного кафе и наслаждался кусочком сыра бри, упавшим у кого-то во время еды. Вдруг я почувствовал резкое движение воздуха и, подняв голову, увидел краем глаза, что на меня несётся огромная чёрная кошка.

Я помчался со всех ног.

Уже чувствуя горячее дыхание на затылке, я увидел у стены несколько мусорных баков. В последнее мгновенье мне удалось проскользнуть в узенькую щель между двумя баками. Выбившись из сил, я упал. Чёрная бестия попыталась вытащить меня лапой. Я забился подальше. Какие же огромные у неё были когти! Невольно вспомнился старый добрый кот Карло. Но почему всё так трясётся? Мусорные баки дрожали. Эта коварная тварь прыгала на них и пыталась опрокинуть! К счастью, баки были доверху набиты мусором. Кошка вела себя, как бешеная. Теперь я думаю, что ею владела ненависть всех хищников к миролюбивым грызунам. Потом она, к моему удивлению, вдруг успокоилась и уселась перед баком.

«Ладно, — подумал я, — можешь там сидеть сколько угодно», — и устроился поудобнее.

Но почему эта скотина так хитро оскалилась?

И тут я услышал грохот. Лязг жестяных мусорных баков, выставляемых на тротуар. Затем я услышал рокот мусоровоза и характерные звуки, с которыми мусорщики поднимают баки, опорожняют их в кузов машины и закатывают обратно в дома. Чем ближе раздавался грохот мусорных баков, тем ехиднее становился кошачий оскал. Вот кошка встала. Вот она уже нетерпеливо переступает с лапы на лапу. Вот я слышу голоса мусорщиков и мотор мусоровоза. Вот забирают соседние баки. Кошка встала вплотную к тому баку, за которым спрятался я и который вот-вот должны были поднять.

Подошли двое мусорщиков и подняли мой бак. Тогда я в отчаянии запрыгнул на штанину одного из них и как белка побежал по спирали вверх по ноге. Кошка огромным прыжком бросилась за мной, вцепилась когтями в штаны мусорщика и попыталась тоже подняться по его ноге.

Мужчина бросил бак и дал кошке сильнейшего пинка.

— Эти зверюги совсем обнаглели! — крикнул он. — Уже на людей бросаются!

Кошка уковыляла прочь.

Я осторожно слез со штанов мусорщика и побежал домой — мы с Вильгельмом устроили себе гнёздышко под телефонной будкой. Там я сидел, и у меня тряслись все четыре лапы. Сердце бешено стучало, и я думал: «Какая же всё-таки прекрасная была пора, когда мы жили на дворе с бузи-ной, и с котом Карло, и с пуделем Изегримом, и с моей семьёй».

Когда вернулись Пьер и Вильгельм, они увидели меня совсем заплаканного.

— Что стряслось-то? — спросил Вильгельм.

Я рассказал им о моей встрече с огромной чёрной кошкой.

— Ну, что поделать, — сказал Пьер, — опасности надо любить. Зато погляди-ка, вот преимущество Парижа. — Он принёс большущий кусок камамбера и теперь подарил его мне.

— Спасибо. Но мне всё же лучше вернуться в Мюнхен. Пускай там теперь всё не так, как прежде. Всё равно лучше уж жить в холодной, но безопасной вентиляционной трубе, чем погибнуть здесь от лап таких огромных кошек.

Вильгельм тоже предпочёл вернуться в неприветливую к мышам Швейцарию, чем оставаться в кошколюбивом Париже.

13

 вот однажды вечером в пятницу мы распрощались с Пьером. Напоследок он устроил нам настоящий пир: паштет из утиной печёнки, торт из сыра бри и оливки в вине.

Мы просидели вместе до глубокой ночи, ели, пили и рассуждали, каким был бы мир без кошек.

Обняв Пьера на прощание, мы побежали в сторону Восточного вокзала. Оглянувшись, мы увидели в последний раз, как Пьер шагает по бульвару своей необычайно непринужденной походкой в сторону нашего ресторана «Три мушкетёра».

На Восточном вокзале мы побежали по путям в поисках поезда до Мюнхена. Нам уже хватало вокзального опыта, и мы знали, что даже мышам никогда не стоит бегать по рельсам. Нужно передвигаться вдоль рельса, держась вплотную к нему, так безопаснее всего, и не ошпаришься горячей водой, что иногда спускают из вагона-ресторана.

Так мы и бежали вдоль рельсов, как вдруг услышали мышиный писк. Мы осторожно взобрались на перрон. Писк доносился из желтого циркового фургона, стоявшего на вагоне-платформе. Из фургона как раз вышел мужчина с роскошными рыжими усами.

— Погоди-ка, — сказал я Вильгельму, — я спрошу у тех мышей в фургоне, куда идёт этот поезд.

В цирковом фургоне стояли ящики, и клетки, и большой стеклянный ящик, в котором суетилось множество белых мышей. А прямо у входа я увидел маленькую клетку с позолоченной решёткой. В ней сидела одна ухоженная белая мышь.

Я спросил её:

— Этот поезд идёт в Мюнхен?

— Да, — ответила она и ухмыльнулась.

Чего это она ухмыляется? В этот момент поезд тронулся.

— Скорей! — крикнул я Вильгельму. — Залезай!

Вильгельм забрался в фургон, а поезд уже набирал ход.

— А это что такое — спросил Вильгельм.

— Это знаменитый цирк «Саламбо», — сказала белая мышь в золотой клетке, покачиваясь на жёрдочке.

— А почему ты не сидишь вместе с остальными белыми мышами в стеклянном ящике?