Мысль творит реальность

Мы уже были с Богом в душе, с Богом в жизни, когда родились.

И давай возвращаться к самим себе, к настоящим и чистым самим себе, к тому чистому состоянию Божьей души, которыми мы и были когда-то.

Мы в этом состоянии максимально приближены к Богу. Мы – частички его.

Мы в этом состоянии живем с чувством любви к себе и к ближнему своему, которого по-настоящему можно возлюбить, только возлюбив себя.

Мы живем с верой, в самом высоком смысле этого слова. С верой в красоту и справедливость этого мира. С верой в себя и в свои возможности.

Мы в этом состоянии самые правильные творцы своих жизней, потому что максимально приближены к самим себе, к истинной своей сути.

Мы в этом состоянии живем в «белой» полосе.

И она потому и белая, что в потоке света…

Есть прекрасная притча.

Встретились Бог и дьявол. И дьявол издевательски произнес:

– Ну и чего ты достиг? Кому нужна твоя вера? Кому нужна твоя чистота помыслов и убеждений? Кому нужна твоя любовь? Кто за тобой идет?! Это я веду всех за собой! Это за мной идут миллиарды и миллиарды людей, которые живут в злобе и грехе… А за тобой кто? За тобой – сотни по-настоящему верующих!

И Бог ответил ему:

– Да, ты прав! За тобой идут миллиарды. Миллиарды злых, недовольных, завистливых людей. За мной идут сотни – истинно верующих. Только ты ведешь своих людей вниз. А я поднимаю своих – наверх!

Пойдем – вверх.

К чистоте и свету.

К вере в свою творческую сущность.

К вере в то, что ты – достоин чистой, радостной, светлой жизни, которую способен сам для себя создавать своими чистыми, светлыми, позитивными мыслями…

Пойдем – вверх!

Живи с Богом…

Проза

Одна надежда на любовь…

Он сотворил их шариками, совершенными по природе. Круглыми и легкими, свободными передвигаться, лететь, парить в пространстве. Жить исходя из импульса, желания двигаться туда, куда влечет их течение жизни, их собственные чувства. Они и были шариками – души их были круглыми, легкими, ярким чистым ореолом светились они вокруг тел.

Он выпускал их потоком. Он сотворил механизм этого чуда – рождения человека. И каждую секунду на планету выпускались новые люди, новые свободные, совершенные по своей природе люди, как потоки воздушных пузырьков – свежих, полных Божественного света и любви.

Он сотворил их, людей, шариками – и видел их шариками, пока они не становились кубиками.

А они становились кубиками, потому что оказывались неудобны, будучи шариками.

Они были неудобны другим кубикам, которые тоже когда-то были шариками, но стали прочными, основательными, тяжелыми в своей основательности, неповоротливыми, застывшими рамочными кубиками.

Их сделали такими, потому что так они хорошо вкладывались в рамки, ячейки, клетки. Из них легко было складывать все что угодно.

Не то что шарики, из которых не сложишь ничего, которые не засунешь в жесткие рамки. Поэтому их обтесывали, загоняли в рамки, сжимали и давили, придавая им удобную форму, лишая их естественности, свободы быть собой – свободными, легкими шариками, достаточными, довольными, полными радости и любви.

И с удивлением, с изумлением наблюдал Он, как новые и новые потоки легких и свободных шариков исчезали, терялись между стройными рядами жестких, сформированных, правильных кубиков. Как шарики, веселые, радостные, под прессом кубиков, под их давлением, обтесыванием – постепенно тоже становились рамочными, правильными, жесткими, неподвижными.

Наблюдал Он, как живые еще шарики, в которых оставалась жизнь, любовь, пытались жить, свободно выражать свои чувства, позволять своим желаниям или страсти существовать.

Но недолог был их полет.

Недолог был их век…

…Он капризничал и не хотел есть, а она стояла над ним с ложкой и требовательно говорила:

– Никаких «не хочу»! Открывай рот. Надо кушать!..

И он, давясь, глотал ненавистную, ненужную ему кашу. А проглотив, делал еще глоток, другой – просто чтобы заглушить желание вывернуть кашу наружу. И головой качал несогласно, отстраняясь от очередной ложки.

Но каждый раз, когда он пытался ей противоречить, с чем-то не соглашался, отстаивая себя, свое желание, он видел недовольство, жесткость во взгляде. И взгляд этот словно останавливал его, что-то обрезал в нем, ограничивал его чистую детскую сущность.

– Хочу, не хочу… Не тебе решать, – говорила ему мама.

Или:

– Мало ли что ты хочешь? Хотеть не вредно!

И этим как приговор выносила его желанию.